Имя на «Л» (СИ)

— Мама, я больше не желаю говорить об этом, — пыхнула я и спустилась вниз, в бар.

В зале по радио играла невероятно красивая мелодия*. Я вслушалась в слова и замерла:

Чувствую, что знала тебя давно,В другом тысячелетии, под другим небом.Скажи, помнишь ли ты еще меня?

Сердце сжалось, а к горлу подступил комок слез. Даже я сама не смогла бы так точно описать свои чувства, как это сделано в песне. Мама никогда не понимала этого… Она человек дела, далекий от мистики, разве может она понять, каково это — встретить человека, которого ты знала в другом тысячелетии, под другим небом? А в том, что я встретила именно его, я ни секунды не сомневалась.

Проходили недели, месяцы. Мой фанатизм по отношению к Лео несколько угас, голову занимали насущные дела и проблемы. Иногда накатывала какая-то непонятная тоска, щемила сердце, не давала заснуть, но это не длилось долго. Как-то раз мама, проверяя корреспонденцию на имя бара, обнаружила письмо в простеньком конверте, отправленное из Рио. Услышав об этом, я молнией подскочила к маме и выхватила у нее этот злосчастный конверт. Она промолчала, с укором посмотрев на меня, но мне это было неважно. От волнения перехватило дыхание, сомнений быть не могло — это письмо от Лео! Сохранив его до вечера, как дорогую реликвию, я принялась читать у изголовья своей кровати:

Привет, Луиза! Ты ни за что не поверишь, откуда я пишу тебе это письмо. Сбылась моя давняя мечта — я поехал в Марокко вместе со своим отцом и увидел настоящую пустыню. Это чудесное место, жаль, что ты его не видишь. В Мараньяне тоже красиво, но в Марокко даже солнце светит по-другому. Здесь все не так, как у нас в Бразилии. Город похож на каменный лабиринт, повсюду люди, и все они носят закрытую одежду. Очень много рынков, лавок, закусочных. Я впервые увидел мечеть и молящихся прямо на улице арабов. Здесь много такого, что я не смогу описать, но очень хочу показать тебе.

Улыбка на моем лице расползлась до ушей. На душе было невероятно тепло, когда я читала эти строки. Однако дальнейшее повествование сначала насторожило меня, а потом и вовсе разбило сердце.

Ты знаешь, что я с детства мечтал о пустыне? Мне часто снился сон, в котором я вижу женщину в чадре, идущую мне навстречу. Я всегда знал, что наступит день, когда я увижу эту женщину, и никто мне не верил, а я увидел ее! Мы с папой пошли в гости к его другу. Он живет в огромном красивом доме с колоннами, где повсюду ковры, фрески, платки. Я захотел посмотреть этот дом и пошел по коридору, вдруг услышал музыку и решил узнать, откуда она звучит. Только представь, что я почувствовал, увидев за занавеской, как та самая женщина из моего сна танцует! Ты, наверно, удивишься, как я узнал ее. Это точно она, она тоже узнала меня! Мне никогда не забыть этот взгляд. Женщина, которая была с ней, закричала дурным голосом, прибежали отец и сеньор Али и выпроводили меня. Но мы еще встретимся с ней, вот увидишь.

По щекам потекли слезы, мне буквально казалось, что что-то тяжелое придавило меня сверху. Настолько острым было это ощущение, что я даже сползла с кровати, сев на пол. Отдышавшись, я через силу продолжила чтение письма.

Луиза, пока мы не виделись, столько всего произошло в моей жизни! Я нашел отца не сразу, потому что мама препятствовала нашей встрече. Она вообще пыталась обмануть меня, говорила, что Альбьери мне никто, познакомила с Эдвалду, а потом оказалось, что Эдвалду не может иметь детей. Отец тоже все это время вел себя странно, не давал ни с кем встретиться: ни с Эдной, ни с моей крестной Иветти, просил меня оставаться в церкви под присмотром своего знакомого падре, потом мы приехали сюда. А еще я узнал, что у чернокожей матери, такой, как моя, не может быть белокожего сына вроде меня. Мало того, что я до сих пор толком не понял, кто мой настоящий отец, так теперь и мать, возможно, не моя мать.

Я отправлю тебе это письмо, когда вернусь в Рио. Приезжай в гости, если сможешь.

Лео

К первому листу прилагался еще один. Судя по всему, это было второе письмо, написанное уже по возвращении в Бразилию. Прочесть его я нашла в себе силы только спустя два дня, до этого всячески подавляя в себе дикую боль и гнев на саму себя за то, что позволила себе мечтать больше, чем оно того стоило.