Имя нам — легион

Я щелкнул замком, откинул бронированную крышку, защищающую пульт управления, надетый на левое запястье, и набрал нужную комбинацию. По забралу точно кто-то влажной тряпочкой провел: вечерний серенький полумрак рассеялся, а на месте клочка тумана возникла глянцевая смолисто-черная капля, окантованная золотым абрисом. Она словно стекала с распушенной верхушки перфоратора — клонящегося к земле телескопического шеста, — никак не умея сорваться и даже коснуться земли: только пульсировала еле заметно да окутывалась время от времени иглистой бахромой энергетических разрядов. Размером капля была с хорошие гаражные ворота, и от нее пахло. Не скажу, что пахло противно, но — неприятно.

Смертного ужаса перед ней я не ощущал. От инфразвука меня надежно защищал шлем.

Генрик вошел в червоточину первым, вызвав целый взрыв черных брызг, почти сразу, впрочем, упавших обратно на ее поверхность — параллельно земле, вопреки закону тяготения. Я зажмурился и шагнул тоже, опасливо вытянув руки вперед. Сделал два шага по неожиданно твердой и ровной поверхности, потом меня встряхнуло — так, что зубы клацнули… а потом кто-то бесцеремонно ухватил меня за запястья и дернул вперед.

Я открыл глаза.

Это был Генрик. Он улыбнулся и сказал:

— Слезай, барин, приехали!

* * *

Было еще темно — последние предутренние часы. Штрек вывел нас в глубокий и сырой, утопающий в зарослях лабазника, овраг. Густой медовый дух, подымающийся от тяжелых соцветий, всколыхнул в моей душе воспоминания о родных лесах, сенокосе и сладком травяном чае. Я сглотнул слюну и скользнул между стеблей.

Стебли качнулись, крошечные белые лепестки осыпали мою голову и плечи теплой ароматной порошей…

Овраг спускался к неширокой речушке, почти ручью. Противоположный берег, насколько хватало глаз, был ровным, точно стол. Редкие и низкие кусты едва выступали над богатым разнотравьем.

Генрик осторожно ступил в воду. Перебрался, покрутил головой и показал рукой: “теперь ты”. Я без единого всплеска форсировал сравнительно глубокий — до середины бедра, и довольно холодный (это чувствовалось даже через комбинезон) ручей, вскарабкался на глинистый берег, и мы двинулись дальше.

До горной гряды, скрывающей в своих недрах лаз, придется идти километров семь-восемь, говорил начальник штаба. Местность открытая, но пустынная. Опасность быть обнаруженными мала, но присутствует. Хонсаки, как сторожа, достаточно беспечны, но целиком полагаться на это не стоит.

Слишком много “но”…

По всему пути Генрик ронял сантиметровые дротики радиовешек. Я вдавливал их в землю каблуком.

Когда мы подобрались к скалам вплотную, рассвет еще не думал и заниматься. В свете луны и звезд скалы казались темно-фиолетовыми, заляпанными черными пятнами вьющейся растительности. Поплутав немного, мы наконец обнаружили искомую пещеру. Жутковатый черный провал, отмеченный низким каменным козырьком, так и дышал холодом. Генрик пригнулся и бесстрашно нырнул под мрачные своды. Я для чего-то набрал в грудь побольше воздуха, задержал дыхание и последовал за ним.

* * *

Ход постепенно сужался.

Скоро нам пришлось опуститься на четвереньки, а затем и на брюхо. Я полз, старательно вжимаясь в гладкий, словно полированный, камень. Сверху вроде тоже было гладко, но я все равно опасался зацепиться за что-нибудь, нежданно торчащее, ранцем или карабином. Раньше я никогда не страдал клаустрофобией и даже думал иногда, что это просто выдумка популяризаторов психологии и киносценаристов. Но перевоплощение в земляного червя и долгое пребывание в его шкуре сыграли свою зловещую шутку и со мной — я начал задыхаться. Не хочется даже думать, каково было Генрику, в полтора раза более широкому, чем я, с его почетной ролью “первопроползца”.

Наконец он торжествующе взревел и нырнул куда-то вниз. Я из последних сил ускорился, колотя ободранными локтями и коленями по скользкому камню, и оказался у выхода из осточертевшего тоннеля.

Предо мною простиралась довольно широкая полость, дальний край которой терялся в зеленоватом мерцании, рожденном системой ночного видения. Я идиотски хихикнул и вывалился кулем на простор — через десятисантиметровый уступ, которым оканчивался лаз.

Вскочив и жизнерадостно показав некоему невидимому недоброжелателю выставленный средний палец, я подошел к вглядывающемуся в даль светлую Генрику. От избытка чувств хлопнул его по гулкой спине и с радостной озабоченностью спросил, нет ли у него желания вернуться, чтобы “попресмыкаться” еще?

Генрик, однако, моей щенячьей радости не понял и приказал немедленно заткнуться. Я заткнулся, но решил отыграться при первой же возможности. Он тем временем закончил рекогносцировку, удовлетворился ею, по-видимому, и все так же молча двинулся вперед.

Я напоследок обернулся.

Узкая дыра лаза напоминала нечто непристойное.

Крякнув неодобрительно, я побежал догонять товарища.

* * *

Полость медленно, но постоянно расширялась. Генрик дернул меня за рукав:

— Слушай, Капрал, тебе не кажется, что мы шагаем внутри здоровенной бутылки? Глянь, какие стены ровные и гладкие, з-заразы, аж жуть!