Имя нам - легион

Силы вторжения подлежали полной ликвидации.

* * * * *

Бойцы восемнадцатой базы заняли участок неподалеку от убогой деревеньки, состоящей из десятка обмазанных глиной домишек.

Некоторое время назад Филипп заглянул в этот бесплатный музей под открытым небом.

На полчаса, не больше, – напутствовала его Василиса. Обернусь за пятнадцать минут, – твердо уверил строгую кураторшу Филипп.

Справедливости ради следует отметить, что более всего им руководила не любознательность, а некоторый меркантильный интерес: он решил прихватить на память пару-тройку сувениров. Мародером он себя не считал. Деревеньке-то один черт каюк! Однако единственным его приобретением оказалась расколотая тростниковая дудочка. Не считая массы впечатлений, само собой.

Стены домишек, изготовленных дабагцами из двух слоев плетенных из ивовых прутьев панелей, выглядели вполне основательно. Пустота между панелями была заполнена просушенной и тщательно размельченной древесной корой. Эта своеобразная термоизоляция с задачей сбережения тепла справлялась, должно быть, не так уж плохо. Крыши домов покрывались берестой, а окна затягивались чем-то вроде бычьего пузыря. Плетеные двери, обшитые шкурами, висели на ременных петлях, застеленные соломой земляные полы вовсе не казались грязными, а скудная деревянная мебель радовала глаз пропорциональностью. В хижинах присутствовали объемистые глинобитные очаги, а вот до сооружения дымовых труб дабагцы еще не додумались. Домашний скот аборигенов жил тут же – бок о бок с хозяевами. Для него в хижинах были отгорожены небольшие закутки возле входа. Над деревней витал крепкий дух конюшни.

Строить дома из древесных стволов дабагцам не позволяло, должно быть, какое-то табу. Как иначе объяснить убогие мазанки в непосредственной близости от векового леса? А о том, что туземцы превосходно знакомы с плотницким мастерством, говорило капище на окраине деревни. Посреди внушительной треугольной площадки, огороженной тыном из толстенных бревен высотой Филиппу по пояс, возвышалась рубленая бревенчатая башня о трех стенах. Ни окон, ни дверей у башни не было, за исключением узких горизонтальных прорезей в каждой из стен – под самой шатрообразной крышей, крытой потемневшей от времени и дождей дранкой. Чтобы забраться в эти отдушины, даже кошке, наверное, пришлось бы немало потрудиться: башня была высотой метров десять-двенадцать. Обратив широкие деревянные спины к стенам, вокруг башни стояли дабагские идолы – числом три. Идолы имели внешность подчеркнуто мужественную: бритые головы, орлиные глазищи, мечущие молнии, носы – картошкой, бороды – лопатой и гипертрофированные гениталии, замершие в грозной готовности к бою. Все остальные детали тел и лиц были отмечены лишь схематично. Смотрели истуканы подчеркнуто в небеса. Над крышей башни, на длинном металлическом шпиле, вращался флюгер в виде не то рыбы с длинным телом, не то ракеты типа Томагавк. Никаких жертвоприношений Филипп на капище не разглядел, за исключением, быть может, высохших цветочных веночков, надетых на фаллосы кумиров.

Деревня стояла на длинном мысу с высокими обрывистыми, каменистыми берегами, огибаемом полноводной рекой. Горловина межпространственного канала, выбранного хонсаками на роль военно-транспортной дороги, висела в воздухе – в полутора метрах над крышей одной из хижин. Не лучшее, кстати, место для выброса любого десанта, а уж десанта хонсаков – особенно.

Дело в том, что глубокая вода являлась одной из немногих преград, преодолевать которую они не умели. Мало того: хонсаки испытывали прямо-таки суеверный страх перед нею. И их можно было понять. Хонсак, неосмотрительно забредший в воду до нижнего среза дыхательных отверстий, сразу же становился более чем вероятным утопленником. Мускулатура его деревенела, трахеи судорожно сжимались, и бедолага помимо воли впадал в летаргический сон. И погружался на дно. Навсегда. Ведь сколь ни долго мог оставаться его организм в спячке, а предел все-таки существовал. Полностью исчерпав внутренние резервы, хонсак умирал, не приходя в себя. (Тятя! Тятя! Наши сети притащили мертвеца! С клешнями, с усищами!)

Следовательно, путь для их первого рывка оставался один-единственный – посуху. Узкий-преузкий путь.

Нетрудно догадаться, что именно там их и поджидали великолепно оборудованные позиции Легиона.

* * * * *

Слева от Филиппа находился окоп Сана, а справа – Генрика. Над головой, бесшумно скользя среди раскидистых осиновых ветвей, барражировала четверка, где, прищурившись и кривовато улыбаясь в намордник прицела, знал Филипп, нетерпеливо сжимала сенсопульт плазменной пушки лейтенант Василиса.