Имя нам - легион

– Второе… – Я прекратил расхаживать по комнате, взгромоздился с ногами на кровать и уселся по-турецки. – Второе – что-то вроде смягченного варианта первого. Легион и его бурная деятельность – отвлекающий маневр. Базы, война, шумиха с делегациями… Демонстрируется судорожная активность, страх, ксенофобия. Недальновидность. Что, казалось бы, проще такого решения проблемы – побросать воинства хонсаков в необитаемые трещины? Пущай себе плутают там до скончания веков. Выбраться-то все равно не сумеют! И гражданское правительство Братьев с радостью пошло бы на сотрудничество. Да что там правительство! Само человечество Терры все силы и средства отдало бы, чтобы остановить отвратительную для их менталитета бойню! Почему никому и в голову не пришла эта мысль? Не потому ли, что малая война маскирует подготовку к войне большой?

– С кем? – хлопнул глазами Генрик. – С Землей, что ли?

– Нужна им Земля, когда она уже давно под их властью, – вырвалось у меня вдруг.

– Ну, не знаю, – пожал плечами Генрик.

Я почесал грудь, живот, поправил мимоходом еще кое-какое специфическое хозяйство и продолжил:

– Не знаешь!… Простая ты душа. Ладно, отложим пока Землю. Я над этим, признаться, еще не думал толком. Правильнее сказать, не думал вообще. Ляпнул навскидку. Да и с большой войной, наверное, загнул. Скорее уж пытаются они под шумок тихой сапой пробраться туда, куда их не пускают. Представь только, как удобно скрыть под колпаком любой базы Легиона платформу с перфоратором нового поколения, предназначенного для бурения сверхглубоких скважин.

– Каких скважин? – не понял Генрик.

– В глубь Зоны недоступности, – пояснил я терпеливо. – Той, что огорожена непроходимым для терран барьером.

– Нас, значится, в дверь, а мы, соответственно, – в окно… – сказал Генрик не без удивления. – Свежо… однако здорово отдает антропоцентризмом. – Он погрозил мне пальцем: – Ответь-ка, мистер Делай Как Я, что Братьям в Зоне нужно? Не пускают, следовательно, и соваться не стоит. Представляешь, какие там чудовища разума обитают, если сами терране для них – дети малые.

– Надо же, – искренне изумился я, – какой ты, Гена, законопослушный гражданин, оказывается!… Диву даюсь, как только ты сюда-то забрел, в этот рассадник отпетой шпаны, патологических неслухов и прочих плохишей? Что им там делать? – передразнил я его. – Так ведь интересно же! Сказку о Синей Бороде помнишь? Да таких сказок в мире – вагон и маленькая тележка. Возьми хоть бы тех же Адама с Евой… Любопытство вообще присуще приматам, и ничего с этим не поделаешь. Как лезли под кирпич, так и будем лезть, как заплывали за буйки, так и будем заплывать. И не напугают нас ни удары по носу, ни зрелище гниющих и обезображенных трупов неудачников. То же и Братья, наверное. Есть же у нас с ними общее в этом вопросе…

– Известное дело! – повеселел Генрик. – Знаешь, Капрал, версия действительно занятная. И, что немаловажно, достаточно человечная. Лучше уж бить стекла в киосках, отвлекая милицейское внимание, пока старшие кореша сейфы буржуев потрошат, чем военную хунту поддерживать. А уж Госдуму Терры я расстреливать ни за какие коврижки не стану, будь она хоть трижды реакционной. Ей-богу! – И он истово перекрестился.

– Вот и договорились. Вместе не станем. – Я протяжно зевнул, да так широко, что перестарался – челюсть перекосила судорога. После двухминутных мучений под насмешливым взглядом Саркисяна я вправил ее наконец и сказал, стараясь открывать рот уже поосмотрительнее: – Так какое наше окончательное резюме?

– Ты полоумный паникер, – сказал Генрик. – Это главное, это не подлежит никакому сомнению, да ты в этом и не сомневаешься. (Я с блудливой гримасой затряс головой, подтверждая, что действительно не сомневаюсь.) Правда же о войне, во всем своем страшном великолепии, сколько бы мы ни напрягали наши маленькие мозги, яснее для нас не станет. Надо полагать, ты в своих догадках отчасти прав – там царапнул, тут мазнул, о чем-то сообразил, что-то домыслил. Но – отчасти! Хотя бы потому, что нами видима лишь та крошечная часть картины, которую нам показали, которую мы способны понять и принять, которая нам – наемникам – необходима и достаточна. Хотя бы потому, что цели и приоритеты всякой войны (особенно затяжной) в ходе ее меняются кардинально, меняются вместе с людьми, войну развязавшими и войну ведущими. Сегодняшние Большие Братья – далеко не те, которых я встретил в день прибытия, год назад, и уж тем более не те, что начинали создавать Легион. Им сейчас чудовищно трудно, намного труднее, чем всем нам вместе взятым. Попытайся их понять. Но завтра, завтра – на свежую голову! – вскричал он напористо, заметив, что я принимаюсь морщить лоб и плотоядно облизывать губы в предвкушении следующего раунда дебатов. – Завтра, договорились?… А хочешь, я дам тебе мягкую игрушку, чтобы заснуть было легче? – вкрадчиво прошептал он, плутовато улыбаясь, и потянулся к тумбочке.

Я не без ужаса отказался. Знаю я его мягкую игрушку: розовая такая, упругая, безотказная и немногословная; с щедрым ртом и кое-чем еще…