- Вижу, послушался моего совета. Молодец, Сереженька, правильно жизнь свою организуешь. Чужая или из своих?
И опять он настолько растерялся от ее проницательности и прямоты, что ответил сразу и не задумываясь:
- Наша, из магазина. Кассирша.
- Вот и славно, - обрадовалась Софья. - Очень я за тебя рада. Молодая?
- Тридцать два.
- Замужем?
- Да.
- И дети есть?
- Есть, мальчик, в первый класс ходит.
- Ну и слава Богу, - закивала старуха, словно для нее было принципиально важно, какую именно женщину выбрал Сергей для решения своих проблем, и ответы его были такими, как ей нравится.
И в этот момент произошло нечто такое, что привело самого Сергея в состояние полной растерянности. Он шагнул навстречу Софье, наклонился, крепко обнял ее и расцеловал в теплые морщинистые щеки. В горле у него стоял ком, который он никак не мог сглотнуть, на глаза навернулись предательские слезы.
- Спасибо вам, Софь-Ларионна. Спасибо, - бормотал он, уткнувшись лицом в ее реденькие волосы.
- За что же, сынок? - тихо спросила она, и голос ее был строг и серьезен.
- За все. За то, что вы есть. Вы мне как мать, даже больше, чем мать. Мать никогда меня ни о чем не спрашивала, ей неинтересно было. Я никогда от вас не уйду.
Бахметьева осторожно высвободилась из его рук, отступила на шаг и внимательно посмотрела в лицо Сергею. Лицо ее медленно озарилось улыбкой.
- Большой, - сказала она, - совсем большой стал. Взрослый. Любить научился.
- Да что вы, я ее совсем не люблю, - начал торопливо оправдываться Сергей. - Это так только, для здоровья, как вы советовали.
- А я не про нее говорю. Пойдем ужинать, Сереженька, я как чувствовала, пирог яблочный испекла.
Он тогда не понял, про какую любовь говорила Бахметьева. И вообще не понимал, что это на него нашло, с чего вдруг он полез к бабке Софье обниматься. Прошло еще несколько месяцев, прежде чем Сергей Суриков осознал, что Софья Илларионовна Бахметьева - единственный человек на свете, которого он любит.
Да разве он мог ее убить? Он молился на нее. Он бы сам умер с радостью, если бы ей это было нужно.
Глава 6
Ночь в вагоне Настя провела почти без сна, о чем очень жалела. Вагон был чистым и теплым, она уютно устроилась на верхней полке и с удовольствием предвкушала несколько часов крепкого сна, но надеждам ее не суждено было сбыться. Соседями по купе оказались супруги с маленьким ребенком, и ребенок этот никак не желал оценить всю прелесть спокойной ночи в поезде. Он постоянно хотел то пить, то писать, то конфетку, то сказку, то к маме (если лежал на полке с отцом), то, наоборот, к папе. Кроме того, он не любил спать в темноте, и Насте пришлось сначала выслушать длинные и смущенные объяснения его родителей, а потом всю ночь терпеть бьющий в глаза верхний свет.
Зато утром ее порадовало сразу несколько обстоятельств. Во-первых, проводница не стала будить пассажиров за час до прибытия с истошным криком: "Сдавайте белье!" - как это делалось раньше. Во-вторых, на завтрак давали не только чай, но и кофе, а также предлагали бутерброды, булочки и печенье. Это было весьма кстати, поскольку совершенно неизвестно, когда Насте вообще удастся поесть в ближайшее время. И в-третьих, судя по проносящемуся за окном пейзажу, в Питере не так сыро и слякотно, как в Москве, стало быть, есть шанс проходить целый день с сухими ногами.
Настя никогда не встречалась с родственницей Татьяны Образцовой, которая должна была ждать ее на платформе, но надеялась, что сумеет узнать ее по словесному описанию, данному накануне Стасовым.
- Ирочка - это Ирочка, - авторитетно заявил Владислав. - Знаешь, есть люди, которые идеально соответствуют своему имени. И заметь себе, бывают люди, к которым уменьшительное имя прилипает намертво на всю жизнь, невзирая на процесс взросления, а потом и старения. Наша Ирочка как раз такая.
- Субтильная, что ли? - догадалась Настя, вспомнив известную поговорку о маленькой собачке, которая "до старости щенок".
- Нет, не то, - поморщился Стасов. - Она, конечно, не огромная и пока еще достаточно молодая, но она... Как бы тебе сказать... Она юная. Понимаешь? И это видно во всем. У нее глаза юные, взгляд девичий. Она вся какая-то радостная. Короче, увидишь и сразу узнаешь.
- Ладно, - вздохнула Настя, поняв, что ничего более конкретного она не дождется. - Хоть цвет волос у нее какой?
- Волосы? - Стасов задумался. - Вообще-то темные, она брюнетка, если не перекрасилась. У вас, девушек, это быстро, за вами не заржавеет.
Несмотря на некоторый скепсис, Настя вынуждена была признать, что Стасов абсолютно прав. Ирочку она узнала моментально. Действительно, женщину с таким выражением лица вряд ли кто станет называть по имени-отчеству. Красивая молодая брюнетка в дорогой шубке из светлой норки стояла как раз там, где остановился вагон. Как только Настя шагнула на перрон, Ира тут же подошла к ней. По-видимому, Татьяна, в отличие от Стасова, сумела дать совершенно четкий словесный портрет.
- Настя?
- Да, здравствуйте, Ира. Спасибо, что встретили меня.