Имя потерпевшего - никто

- Ну что вы, - смутилась Ира. - Пойдемте, у меня на площади машина стоит. Сейчас я отвезу вас к нам и накормлю, а к одиннадцати часам поедем к вашему следователю. Таня с ним договорилась и оставила адрес.

- Спасибо, - еще раз от всей души поблагодарила Настя. - Вы очень меня выручили.

- Ничего, - улыбнулась Ира, - вы нас тоже выручите. Таня вам вечером все объяснит.

Ровно в одиннадцать Настя звонила в дверь квартиры бывшего следователя Федора Николаевича Макушкина.

- Проходите, - гостеприимно распахнул двери хозяин, - я вас жду.

Квартира была очень старой, но понять это можно было только по расположению комнат. Во всем остальном жилище Макушкина выглядело вполне современно и радовало глаз свежепобеленными потолками и светлыми, модного рисунка обоями.

Федор Николаевич усадил Настю в кресло рядом с большим письменным столом, сам устроился на маленьком, кабинетном диванчике.

- Так что вас интересует? Какоето конкретное дело?

- Да, и очень давнее. Семьдесят третий год, Бахметьев.

- Ну как же, как же, помню, - живо откликнулся Макушкин. - Было такое. Сейчас достану свои бумажки, посмотрим вместе, что еще на него есть. А вы, кстати, дело в Верховном суде смотрели?

- Пока нет, - призналась Настя. - Не успела. И потом, мне кажется, ответов на мои вопросы там все равно нет. Ведь оперативная информация, которая не нашла подтверждения, в официальные документы не попадает, а меня интересует именно она.

Макушкин притащил из угла комнаты стремянку и принялся перебирать папки, лежащие на самой верхней полке высокого, до самого потолка, стеллажа. Над его головой закружилось и медленно осело облачко пыли. Двигался Макушкин легко и стремительно, ничем не напоминая стереотипный образ пенсионера-графомана, корпящего над мемуарами. Если бы Настя не знала, что он уже несколько лет находится на пенсии, то ни за что не дала бы ему больше пятидесяти пяти лет.

- Вот! - Федор Николаевич торжественно поднял над головой картонную папку с завязками. - Сейчас поглядим, что там есть. Так-то мне трудно припомнить детали, но если начну читать - сразу вспомню. А вас что конкретно интересует?

- Меня интересуют соучастники, которые не были осуждены вместе с Бахметьевым. И любая информация о деньгах и ценностях, которые не были конфискованы.

Макушкин бросил на нее быстрый острый взгляд. В нем снова проснулся профессионал.

- А что, сейчас что-то выплыло? След появился?

- Не знаю. Пытаюсь понять. Может быть, мне все это мерещится.

- Деталями не поделитесь?

- Извините, - смутилась Настя.

- Ничего, ничего, - усмехнулся Макушкин. - Я понимаю. Не положено.

Он уселся на диванчик, развязал тесемки и стал быстро проглядывать старые записи.

- Боюсь, я вас разочарую, - наконец сказал он. - Мне, видите ли, тогда был интересен не столько механизм хищений и махинаций, сколько всякие психологические выверты. Я больше свои впечатления от встреч с подследственными и со свидетелями записывал. Могу вам сказать, что сам Бахметьев был личностью совершенно неинтересной. Умен, оборотист, энергичен, но таких тысячи. Изюминки в нем не было. Ну, нагл, конечно, безмерно. А вот кто действительно был интересен, так это его мать. Это, я вам скажу, персона! О ней можно книгу написать. Удивительная женщина.

- А вам не показалось, что она знает о делах сына намного больше, чем вы? - с надеждой спросила Настя. - Я поясню подробнее, а то действительно получается, что мы с вами в кошки-мышки играем. Меня интересует, не был ли Бахметьев держателем чьих-то чужих ценностей, может быть, хранителем или распорядителем, и не получилось ли так, что после его расстрела к этим деньгам получила доступ его вдова. И ни с кем не поделилась.

- Ах вот оно что, - протянул Макушкин. - На вдову, значит, наехали?

- Ну... - Настя замялась. - Да. Версий много, но одна из них связана как раз с присвоением тех денег, вот я и пытаюсь узнать, чьи это были деньги и кто может на них претендовать. Конечно, я понимаю, что речь может идти только об эквивалентных ценностях, а не о самих купюрах, им сегодня только в коллекции место.

- Если эти ценности вообще были, - добавил Макушкин. - Но у меня, честно признаться, большие сомнения на этот счет. То, что конфисковали у Бахметьева не все, - это сто процентов. "Всего" никогда не бывает. Понятно, что львиную долю он где-то схоронил. Но я не думаю, что у этой доли были другие хозяева, кроме самого Бахметьева.

- Почему?