Читаем Имя рек. 40 причин поспорить о главном полностью

Причём, едва ты, ловко, как на самом крутом повороте, выправляешь ситуацию, – то есть, не повышая и не понижая голос, с идеально выверенной интонацией, заключающей разом и си- лу, и любовь – обязательно вместе! по отдельности это не работает! – отстаиваешь изначально предложенный вариант: едим макароны, идём гулять немедленно, ты будешь рисовать, потому что ты любишь рисовать, дневной сон обязателен, – сразу же всё налаживается.

И здесь выясняется, что на самом деле твоя дочка – ангел, небесное создание, преисполненное очарования и прелести.

Она покладистая, ласковая, совсем не капризная, очень наблюдательная, и лишь совершающая те поступки, которые ей самой не понятны, но лишь предопределены её восхитительной природой.

И посему простить ей можно всё.

Недавно пошли купаться.

Отправились с ней на другой берег – там такой отличный песчаный бережок, удобный для игры и построения замков; пока плыли, она всё вскрикивала: ой, ой, ой! – трусиха!

Наигравшись, пошли обратно, она опять: ой, ой, ой! – я ей говорю, в мрачно-ироничной интонации (она эту интонацию уже знает): «Доченька, я, кажется, тону. Наверное, сейчас я буду вынужден отпустить тебя. Из нас двоих должен спастись только один».

Она, мгновенно, не раздумывая, очень серьёзно: «Я должна».

Как такую не любить.

Вернулись озябшие домой, делаю бутерброд ей с красной икрой, после того как она пообедала картошкой пюре (поедание которой, естественно, было предварено фразой: «Я же хотела макаронки!»).

Говорю: «Надо оставить твоей сестрёнке красной икры, она сейчас придёт с гуляния. Так что поменьше тебе намажу».

Мгновенный, невозмутимый ответ: «Сколько кажу (скажу), столько и намажешь».

И сидит со спокойным и непроницаемым лицом, даже не косится на меня.

Да, у неё продолжается эксперимент.

Ничего, я с тобой справлюсь, дочка.

Потом буду твоему мужу за бутылку пива открывать секреты мастерства. По одному секрету в час. У меня их много.

Или, верней, один.

Любовь.

Следом просыпается, и лежит совсем тихо в своей комнатке вторая, старшая дочь.

Всё, что я только что рассказал о младшей дочери, на самом деле, неправда. В том смысле, что перечисленное – никак не характеризует женщину.

Женщина, судя по старшей моей дочери, – существо гармоничное, умиротворённое, самодостаточное и вообще не склонное к психологическим манипуляциям.

Она сейчас читает.

Она читает по утрам и на ночь. И днём.

Читать надо тихо, не шевелясь, иначе младшая услышит шевеление в её комнате и немедленно заявится с предложением совместных игр.

Старшая дочь скептически относится к иг- рам с младшей дочерью.

Кажется, у них нет в характере ни одной общей черты.

Природа затейлива, и совмещает отцовские с материнскими гены в какой-то своей логике – всегда неожиданной.

Старшая дочь, насколько я успел заметить к её десяти годам, – бесстрашная.

По-моему, она вообще самая смелая в нашей семье.

В пять лет она уже плавала.

В море она легко соглашается плыть со мной на огромные расстояния, вовсе без раздумий: «Дочка, а давай доплывём до той вот скалы?» – в тумане видна скала. «Конечно», – и немедленно идёт к воде.

Никаких спасательных жилетов: мы просто плывём, два водных путника.

Мама не смотрит нам вслед, чтоб не ужасаться.

Она гуляет одна по лесу, часами; медведя и змей она не боится, хотя мы живём на границе заповедника, где водятся самые разные звери и в большом количестве.

Никогда не забудем эту историю: однажды утром моя жена отправилась на прогулку в лес. Был июнь.

Проснувшиеся средние дети – эта самая дочь и мой младший сын – решили пойти встречать маму.

Дочке тогда было четыре, а сыну – только-только должно было исполниться шесть.

Они наскоро, как сумели, оделись – в какие- то перепутанные рубашки на два размера меньше, штиблеты на разные ноги, естественно, без носочков, – в общем, сиротки.

Инициатором прогулки была, естественно, она. Дочь рассудила: маме же будет приятно, когда она неожиданно встретит в лесу своих детей.

Возвращается моя жена домой – вокруг самый настоящий, дремучий, хвойный лес, простирающийся на десятки километров, – и навстречу ей, каким-то чудом не потерявшиеся, идут, не доставая даже до самых нижних еловых лап головами, два целеустремлённых гномика.

Белеются и краснеются своими нелепыми, задом наперёд надетыми одёжками.

Облепленные комарами – но стоически переносящие всё.

…сын потом рассказывал, что в какой-то момент затея показалась ему не совсем правильной, но дочь была непреклонна и строга: всё в порядке, я знаю дорогу.

Увидела маму и сообщила ему победительно: «Вот видис. Я зе говолила».

Она занимается конным спортом. Я сам, признаться, лошадей побаиваюсь: не знаю, что от них ожидать; а эта – нет. У неё вообще отличные отношения с хвостатыми монстрами. Собака наша весит чуть меньше ста килограмм – но она тоже слушается дочь, и слушалась уже пять лет назад.

Когда мы куда-нибудь едем на машине, дочь всегда просит: «Пап, а поехали ещё быстрее».

«Маленький мой, посмотри, на спидометре 150 км, мне кажется, достаточно», – отвечаю я.

«Всё-таки можно чуть-чуть быстрее», – беззаботно говорит она.

Перейти на страницу:

Все книги серии Захар Прилепин. Публицистика

Захар
Захар

Имя писателя Захара Прилепина впервые прозвучало в 2005 году, когда вышел его первый роман «Патологии» о чеченской войне.За эти десять лет он написал ещё несколько романов, каждый из которых становился символом времени и поколения, успел получить главные литературные премии, вёл авторские программы на ТВ и радио и публиковал статьи в газетах с миллионными тиражами, записал несколько пластинок собственных песен (в том числе – совместных с легендами российской рок-сцены), съездил на войну, построил дом, воспитывает четырёх детей.Книга «Захар», выпущенная к его сорокалетию, – не биография, время которой ещё не пришло, но – «литературный портрет»: книги писателя как часть его (и общей) почвы и судьбы; путешествие по литературе героя-Прилепина и сопутствующим ей стихиям – Родине, Семье и Революции.Фотографии, использованные в издании, предоставлены Захаром Прилепиным

Алексей Колобродов , Алексей Юрьевич Колобродов , Настя Суворова

Фантастика / Биографии и Мемуары / Публицистика / Критика / Фантастика: прочее
Истории из лёгкой и мгновенной жизни
Истории из лёгкой и мгновенной жизни

«Эта книжка – по большей части про меня самого.В последние годы сформировался определённый жанр разговора и, более того, конфликта, – его форма: вопросы без ответов. Вопросы в форме утверждения. Например: да кто ты такой? Да что ты можешь знать? Да где ты был? Да что ты видел?Мне порой разные досужие люди задают эти вопросы. Пришло время подробно на них ответить.Кто я такой. Что я знаю. Где я был. Что я видел.Как в той, позабытой уже, детской книжке, которую я читал своим детям.Заодно здесь и о детях тоже. И о прочей родне.О том, как я отношусь к самым важным вещам. И какие вещи считаю самыми важными. И о том, насколько я сам мал – на фоне этих вещей.В итоге книга, которая вроде бы обо мне самом, – на самом деле о чём угодно, кроме меня. О Родине. О революции. О литературе. О том, что причиняет мне боль. О том, что дарует мне радость.В общем, давайте знакомиться. У меня тоже есть вопросы к вам. Я задам их в этой книжке».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Документальная литература / Публицистика / Прочая документальная литература / Документальное

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука