Значительную часть книги занимает повесть «Смелая». Это вещь явно автобиографическая. И в связи с ней можно поговорить о стилистических особенностях письма Валерия Морозова. Для меня очевидно, что он не является приверженцем сугубо стилистической манеры, где стиль – это всё, и выше стиля ничего нет. Для него стиль – лишь средство, отсюда в его текстах, особенно в «Смелой», налицо полистилистические периоды, и порой довольно длинные. Он блестяще владеет повествованием от первого лица, он перемежает сказовую манеру с описательной так ловко, что будешь пристально-пристально вчитываться, но швов не заметишь. Он умеет держать длинное дыхание, но и знает, когда его заново взять, он мастерит цезуры с той же любовью, что и звуковые гроздья, он может быть поэтичным по-бунински и по-маканински глубинным, без игры в соревнование эпитетов, а только в поисках внутренней формы слова. В общем, Морозова надо читать внимательно, это то самое медленное чтение, о котором снова заговорили во всём мире. Совсем недавно в «Гардиан» я прочитал статью одного книжного обозревателя, отстаивающего позицию, что чтение это не суета, а удовольствие. Что ж! Морозов, как ни странно, подтверждает эту заморскую мысль, что интеллектуалы во всём мире сейчас стремятся к одному и тому же: погрузить человека в медленное чтение, тем самым хоть как-то оберегая его от агрессии и энтропии.
Оторва
Повесть
– Как? Вы никогда не были на море? Правда? – стянув очки и приподняв нарисованную бровь, вопрошала Раису соседка по купе. Она словно намеревалась отчётливее запомнить лицо человека, несправедливо лишённого одной из главных радостей жизни.
– Что же здесь необычного, уважаемая, чему вы так удивляетесь? – отвечала Рая, распаковывая дорожную сумку. – Масса людей не имеют возможности съездить к морю. Хотя бы единожды. В силу отдалённости места проживания или по финансовым затруднениям. Многих останавливает бытовая неустроенность, дети. Да мало ли почему…
– Нет-нет, Раечка, поймите правильно. Я не в общеупотребительном смысле, а по отношению именно к вам. Роскошно одетая молодая женщина, имеющая возможность путешествовать в вагоне «Люкс-М» с душем, кондиционером и телевизором в купе, и вдруг…
– Ах, любезная Тамара Петровна, сказать по-честному, я и ехать-то не хотела. На этом Кирилл настоял, супруг мой.
– Что же он не с вами, Раечка?
– И не спрашивайте! У него с работой вечный завал. Он пластический хирург, очередь из пациенток аж до Нового года. Просмотрел мои анализы и настоятельно убедил в необходимости санаторного лечения. Если не сказать выдворил.
– Это он провожал вас до вагона? Импозантный такой мужчина?
– Нет, это его водитель. Мы попрощались раньше.
За окном, обрамлённым алыми занавесками, пролетали высотные новостройки, купола храмов, окраинные строения Москвы, её дымные промышленные районы.
Покончив с разбором вещей, необходимых в дороге, повесив портплед на вызолоченный крючок и переодевшись в шёлковый халат с огнедышащими драконами, Раиса устроилась за столиком и улыбнулась. Её красивое лицо и приветливая и располагающая улыбка словно излучали немой вопрос: «Итак, что же дальше, любезная Тамара Петровна?»
– Может быть, спросим кофе, Раечка? Поболтаем. Как вы смотрите?
– С удовольствием, – отвечала та, плотнее запахиваясь в шёлковый халат. – Но только мне с кофе не помешает коньяк. Грамм, этак, несколько. Ко всем моим недостаткам я ещё и гипотоник. А поездная качка как бы не спровоцировала, знаете ли…
– Это возможно, – согласилась Тамара Петровна и нажала рубиновым ногтем кнопку вызова обслуги.
В роддом за новорождённой сестрёнкой Рая с отцом отправились на старенькой машине дяди Коли, папиного друга и бывшего сослуживца по армии. Рая помнила, как всегда была недовольна мама, когда Николай появлялся в их квартире. Потому как любой его приход заканчивался банальной пьянкой, после которой отец становился просто невыносим. Доставалось и маме, и семилетней Раиске-ириске, если она не успевала спрятаться или убежать к соседской подружке Наташе. Скандалы случались нечасто, но случались, и от этого атмосфера в семье не становилась спокойнее. Но в такой день не хотелось думать о плохом.
Устроившись на заднем сиденье, она крепко прижимала охапку белой сирени и, напрягая воображение, пыталась представить встречу с мамой и новой сестрёнкой.
Ну, правда, как это будет?