В первую очередь Романов отметил, что Лазар подражал скульптору Михаилу Шемякину. Та же полувоенная одежда, точная копия кепи, очки прямоугольной формы. Ему бы исполосовать лицо скальпелем, подумал Романов. О тиражировании под Шемякина говорили и копии работ мастера: литографии "Чрево Парижа", "Карнавалы Санкт-Петербурга", даже портрет Нижинского.
Костя не очень хорошо разбирался в искусстве, но прошел неплохую школу под названием "Модерн". Гриневич показывал ему иллюстрации картин, называл имена мастеров, объяснял манеру письма, в какой галерее или частной коллекции находится произведение и так далее. В то время Гриневич видел в Романове классного специалиста, но неожиданно убрал его из игры.
Костя только что не вздрогнул, услышав картавый, неприятный голос Лазара, словно выдернувший его из воспоминаний:
– Заметил, какие двери в моем доме? Из пуленепробиваемого стекла. Окна такие же прочные.
– Оружие тебе ни к чему, – вскользь заметил Костя. В это время он смотрел на пару роскошных мушкетов, скрещенных на персидском ковре. Отметил, что они побывали в руках современного мастера, то есть переделаны под патрон двенадцатого калибра.
Лазар не тянул даже на мастера словесного жанра, не говоря уже о том, чтобы прославиться как шоумен. И действительно, он чем-то напоминал косноязычного Трахтенберга. Но он ко всему прочему занимал ведущую должность в федеральном агентстве. Какого черта он ломает комедию? – не мог понять Костя.
Он в очередной раз отметил, что устает, слушая Лазара, все больше и больше. А он все говорил, словно знал о цели визита Романова. У Кости сложилось впечатление: сейчас еврей выговорится, устанет и скажет: давай, что ли, решу твой вопрос, а для начала познакомимся.
Чувствуя себя идиотом, он вплотную подошел к двери, ведущей в спальню. Она действительно обращала на себя внимание дизайном: прозрачный бронированный лист без обрамлений; единственные металлические части – навесы, замки и ручки. Окна также не отличались изящными формами.
– Мышеловка. Настоящая мышеловка. Мне самому порой кажется, что не выберусь. Значит, ты по рекомендации Гриневича пришел. Я что-то слышал о нем.
– Он впарил тебе "Смерть Амура" Дороти Теннант.
– В каком смысле впарил? – побледнел Лазар.
– В том смысле, что она краденая. Но тебе было плевать, выкрадут "Амура" или выкупят. У меня есть контактный телефон настоящего хозяина картины.
– Погоди угрожать. Чего ты хочешь? Давай сядем, обсудим проблему.
Романов заметил, как Лазар несколько раз бросил короткий взгляд на одни часы, на другие, словно торопился или проверял время. Тем не менее он все больше втягивал гостя в разговор, удерживал его.
– Что ты пьешь – виски, вино, водку?
– Все равно.
Четыре фасада, вспомнились ему объяснения таксиста. Мышеловка – словно признание хозяина этого бронированного аквариума.
– Ты детектив? Ищешь краденые полотна? Я сейчас популярно объясню положение вещей. Я знал о репутации Гриневича, его имя гремело среди ценителей прекрасного. Он вернул столько полотен...
– Ровно столько, сколько украл.
– Значит, ты знаешь, в чем фишка. Я тоже догадывался. Подсел к нему за столик на каком-то фуршете.
– Подсел на фуршете?
– Там была пара столиков для инвалидов, что ли, не помню. Выпили. Я спросил его: "Знаешь, в чем счастье?" Он: "Скажи". Я говорю: "Счастье в том, что картина Дороти Теннант "Смерть Амура" уже обещана. Мною – одной прекрасной даме". Гриневич отвечает: "Эта картина находится в частной коллекции". И тычет бокалом в сторону чикагского бизнесмена, Роберта Коула. Мол, не хочешь познакомиться? И с этого мгновения уже он вцепился в меня. Через шесть недель я услышал о краже "Амура", еще через неделю Гриневич шуршал бумагой, разворачивая ее в этом доме. Чем я могу тебе помочь?
– Снарядить в два конца – Иерусалим – Москва – подтанцовку, стилистов, вышибал, отвечающих за безопасность звезд. Причем срочно.
– Тебе нужна целая бригада, я понял. Не понял, для кого.
– Это проблема?
– Для меня нет.
Еще один взгляд на часы.
– Ты кого-то ждешь?
– Нет. С чего ты взял?
– Хочешь удержать меня в своей мышеловке?
Лазар по-женски взвизгнул и метнулся к одной из дверей. Мгновение, и он оказался за прозрачной броней. В течение нескольких секунд Романов имел возможность смотреть на обезьяну. Лазар что-то кричал, строил рожи, выставлял средний палец.
К этому времени шестерка спецназовцев, оценив обстановку в доме через стекло, пошла на штурм здания. На счастье Давида Аве, возглавившего эту спецгруппу, центральная дверь не была заперта на замок. А может быть, об этом позаботился хозяин дома. Романов лишь проследил глазами за спецами, одетыми в черное. Он не мешкал ни мгновения. Используя стол в гостиной как тумбу, он с короткого разбега оттолкнулся от него и схватился руками за перила, ограждающие бельэтаж, нависший над гостиной, и оказался по другую его сторону быстрым подъемом переворотом.