Имя твоего волка

Владислав чуть не плакал с досады. Он кое-как отмыл свой подарок под ледяной водой возле колодца — замерзшие пальцы почти не слушались, а надо было торопиться. В доме уже садились за праздничный ужин, поэтому торжественного вручения подарка не получилось. Мама с ужасом ахнула, увидев мокрого, стучащего зубами Владислава; отец нахмурился — получалось, что младший сын бродит черт знает где весь день, отцовский день рождения, и не считает нужным явиться вовремя даже к праздничному ужину. Владислав был срочно отправлен переодеваться; фазан — поручен кухарке, уже изрядно утомленной приготовлением разнообразных деликатесов.

Когда Владислав спустился в столовую, гости уже вовсю жевали, а папа торжественно зачитывал во всеуслышанье какой-то длинный стих, подаренный ему на день рождения Стасем. Потом гости зааплодировали; хмурый, усталый и ничего не понявший из прочитанного Владислав незаметно протиснулся на свое место. Фазан, безжалостно ощипанный и пережаренный, был подан к концу ужина; соседка Владислава по столу, добрейшая женщина, громко переспросила у него:

— И что, правда, это ты сам добыл — папочке на день рождения?

Владислав уловил паузу в разговоре гостей — и принялся рассказывать, воодушевляясь все больше, про свой охотничий подвиг, мимоходом добавляя красок и подробностей. Ему даже показалось, что все не так уж и плохо получилось с этим фазаном. Однако рассказ был прерван на середине именинником. Тем, ради кого, собственно, и старался Владислав…

— Что это ты так побледнел, Стась? — заботливо и громогласно поинтересовался родитель, хрустя пережаренной косточкой.

— Фазана… жалко, — пробормотал Стась, смущенно опуская наливающиеся слезами глазами.

— А сам-то… сам-то какие воинственные стихи мне подарил, а?

— Это не мои… я же говорил, папенька… Это мой перевод с латинского…

— Ну-ну… скромничать-то…

Фазан был забыт. Владислав тоже.

Родители… Почему злосчастное стихотворение Стася, которое тот написал-то, наверное, за час — латинский, как и все прочие языки, ему давался легко — почему это стихотворение было оправлено плотником в тонкую рамочку и повешено в папином кабинете на стену; а от фазана, добытого ценой весьма нелегких для десятилетнего мальчика трудов, не осталось ничего? Кучка грязных перьев и обглоданных костей, закопанных кухаркой в помойную яму за домом, и смертельная обида заветного друга, славного пса Кусь-Летуна, который так до конца и не простил своего юного хозяина.

Почему Владислав, всегда с уважением и любовью (не показной — искренней) подчинявшийся родительской воле, так и остался для своих родителей вторым, нелюбимым сыном; а Стась, поступавший всегда не то чтобы наперекор, но всегда — по-своему, как будто ему было наплевать и на самих родителей и на их желания, — так и остался для них любимым?

Однажды, каким-то особенно тоскливым зимним вечером, когда уставшая сама от себя вьюга, рыдая, билась в дрожащие окна, прихворавший родитель призвал обоих сыновей к себе.

— Жениться бы вам, ребятки, — кашляя, слабым голосом просипел он. — Помру я…

— Папенька! — дуэтом возгласили братья. Владислав (восемнадцать) — с ужасом, Стась (двадцать два — на четыре года и четыре сотни книжек мудрее и скептичнее) — с укоризной.

— Внуков бы… внуков бы еще понянчить… — тоскливо, в тон хныкающей б уре, выдохнул папенька, прикрывая бледные веки.

Владислав женился. Не откладывая — и не особенно выбирая. Невесту определили родители, некоторое время с увлечением обсуждая и перебирая достоинства возможных претенденток. Владислав вежливо соглашался и украдкой позевывал. Ему было все равно. Перечисляемые девицы в его глазах были одинаковы. Почти. Плотская любовь была уже им распробована и определена где-то на третье место в длинном списке жизненных удовольствий — после хорошей охоты на резвом коне и веселого кутежа в компании добрых друзей. Объекты этой любви (то бишь девицы и женщины, знатные и не очень — Владислав не брезговал и симпатичными крестьянками) особого значения не имели. В сущности, они все были одинаковы. Жениться — это как из целой конюшни выбрать одного-единственного коня, чтобы потом только на нем ездить на охоту. Скучновато немного, но для родительского счастья можно и потерпеть. И потом… конюшня-то все-таки остается — на случай, если выбор окажется не очень удачным…

— А ты-то как, а? — поинтересовался родитель у Стася на свадьбе его младшего брата. — Когда нас порадуешь?

— Не знаю, батя, — Стась рассеянно пожал плечами. — Без любви-то жениться… — и он опять пожал плечами. Не то осуждающе, не то удивленно.

— Внучков бы… — назойливо напомнил батя.

— Скоро будут, — пообещал Стась, кивая на Владислава, нашептывающего что-то на ушко своей разрумянившейся юной жене.

Владислав подарил бате долгожданного внука — ценой смерти своей юной жены. Роды были слишком тяжелыми, а она была слишком молода.