Имя твоё прекрасное

Неожиданно тесный мир девушки разрушился. И разрушил его он, учитель, кто носил с собой ее поляну и тропинку, поцелуй и тревожное дрожание веточки. Что значил перед ним Иванчо? Там, на тропинке, он представлялся девушке мизерной букашкой, затянутой в свою форму. Букашка беспомощно барахталась среди цветов, которые когда-то целовали ее красивые ноги. Одно дело забивать гвозди в рваные подметки и день-деньской нюхать клей из консервной банки, совсем другое — быть учителем, учить детей понимать мир и самому верить в будущее. Как только девушка закрывала глаза, сразу же видела перед собой русый вихор и огненный тюльпан галстука. А снег все падал, уплотнялся, гнул ветки на деревьях, скрывая все некрасивое, уродливое, давал новый свет зимним вечерам. Перед самым рождеством снег перестал и небо прояснилось. Девушка лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к ранним крикам колядующих. Далекий собачий лай мешался с голосами. Хлопали калитки. Огромным караваем висела над горами луна. Девушка поднялась, чтобы задернуть занавеску, и увидела вдруг упавшую на окно тень руки. Тихое постукиванье о раму звоном отдалось в ушах. Она подбежала. Сердце зашлось от тревожной и радостной догадки: он! Наконец-то пришел, не забыл цветущую поляну! Девушка прижалась к окну и увидела: их было двое. В одном она узнала учителя. Другой, ниже ростом, стоял в тени, облокотившись о забор. Она поспешно оделась, накинула шаль на плечи и на цыпочках сбежала по лестнице. Их следы вели к сараю. С трепещущим сердцем она заторопилась туда. Они ждали. Его чуб в лунном свете казался серебристым, на губах усталая улыбка. Руки — тяжелые, загрубевшие руки — встретили ее и обняли. Девушка прижалась к нему, и никто не заметил ее слез. Но когда она попыталась вытереть глаза, он опередил ее. Кончиками пальцев снял слезинки — ее боль и ее радость, и она взглянула на него. Приподнялась на цыпочки и поцеловала. И долго стояла, прикрыв глаза, раздвигая, делая богаче свой маленький и тесный мир. Почувствовав холод его оружия, девушка неожиданно отрезвела. Оттолкнулась от него и легким шагом вошла в кухню. Выбрала в сундуке самый большой каравай, сняла пеструю сумку, нащупала кадку с брынзой и быстро вернулась. По тому, как они нетерпеливо разломили каравай, она поняла, что голодны. Предложила им отдохнуть на сеновале, но они отказались. Торопились. И когда они пошли друг за другом след в след, она догадалась, что его спутник ранен. Он то и дело сбивался с ноги. Девушка, кутаясь в платок, долго провожала их взглядом, так что заболели глаза. Может, эта боль, а может, холод выжали из них слезы. Она плакала оттого, что он помнил ее, что она была права, храня его в сердце, плакала над собой. Ее мир был узок и мал, а его мир — мир бесконечный и мужественный, наполненный муками и тревогами, битвами и опасностями. Вернулась с растревоженным сердцем, корила себя за то, что не спросила, когда он вернется. Но, несмотря на это, ей было радостно. Села на кровать. С улицы доносились песни колядующих. Им вторил хриплый собачий лай: прекрасное шло рядом с безобразным. И девушка знала, что по белу снегу сейчас вьются два следа, слившиеся в один, чтобы обмануть зло. Где-то в их след, едва-едва касаясь его, вплетался третий, ее след. Это сильно взволновало девушку: всегда бы ей идти след в след с ними, всегда…