На радиостанции кипели страсти, как это обычно бывает во всяких подобного рода местах, где люди, чувствуя свою зависимость от работы, живут так, как будто к ногам их привязаны тяжести, но при этом они должны не только делать вид, но верить, что служат во имя идеи, а все остальное – уж как получается. Сотрудников было много, каждый боялся сокращения, и поэтому все с тревогой следили за трагедией в семье директора Глейзера, боясь, что если он не выдержит и бросит все, – уедет на Гавайи или в Кению по совету психотерапевта, вот уже третий год выкачивающего деньги из его кармана, то всем будет хуже. Каким бы ни был Глейзер – хорошим, плохим, взрывным, равнодушным, уставшим, кусачим, – но он знал свое дело, а главное, прекрасно чувствовал, откуда и куда дует ветер. Несмотря на то что репутация у радиостанции считалась откровенно антисоветской, в конце октября самому директору дал очень откровенное интервью молодой стажер Колумбийского университета аспирант Арабов Владимир Егорович, приехавший из Москвы в целях повышения квалификации и ознакомления с американской действительностью. В этом интервью директор Билл Глейзер тряхнул, как говорится, стариной и, выбрав самый низкий, вязкий и одновременно шелковистый тембр, сообщил своему собеседнику, что, несмотря на то что его, директора Глейзера, дразнят «дистиллированной водой», он и впредь намерен бороться за сбалансированность информации и категорически не приветствует тех ведущих, которые берут чью-то сторону и сбиваются на саморекламу.
– Вот, например, полгода назад в одном из провинциальных русских городов произошло смешное недоразумение: неопытный радиотехник по ошибке врубил нашу программу, и весь город, то ли Волоколамск, то ли Владимир, не помню, три часа слушал нашу радиостанцию!
Арабов Владимир затрясся от смеха.
– И что вы думаете? – с мягкой и притягательной улыбкой продолжал директор Глейзер. – Ведь ничего, ровным счетом ничего не случилось! Войны не началось, никто не умер, никто даже насморком не заболел!
– Насморком, может быть, и не заболел, но чья-то голова с плеч слетела, – шутливо, в тон ему, ответил Арабов.
Все отлично знали, что Арабов приехал из Москвы на стажировку не один, а со своим бывшим однокурсником и тоже аспирантом Ветлугиным Петром, и каждый из них присматривает за другим, чтобы кому надо сообщать о результатах этого своего, так сказать, ненавязчивого присматривания. То, что Арабова пригласили на интервью с директором радиостанции, больно задело Ветлугина Петра, который тоже был человеком свободных взглядов и считал себя другом катившейся в пропасть Америки. Возможно, именно по этой причине и не желая оставаться за бортом истории, Петр Ветлугин и подошел очень раскованно и дружески к Фишбейну и сообщил, что ему очень понравилась последняя музыкальная передача. Событие, о котором живо и воодушевленно рассказал в этой последней передаче Фишбейн, было действительно из ряда вон выходящим: в прекрасный и теплый ноябрьский день на Рузвельт-авеню состоялось выступление знаменитой ливерпульской четверки «Битлз», причем не в концертном зале, а прямо на стадионе «ШИ», который буквально ломился от зрителей. Зрителей, то есть тех счастливчиков, которым удалось купить билеты на это историческое событие, было почти шестьдесят тысяч человек. Лохматые парни наскоро пропели двенадцать самых знаменитых своих песен и через сорок минут были увезены на бронированном автобусе в неизвестном направлении.
Стажер Петр Ветлугин расспрашивал нового сотрудника радиостанции Герберта Фишбейна, что он думает о музыкальной поп-культуре, которая, по мнению Ветлугина, должна в скором времени сожрать всю мировую классику и выплюнуть косточки. Фишбейн отвечал как умел, но при этом, глядя в живые янтарные глаза Петра Ветлугина и на его обмотанную красным шарфом шею, думал, что этому типу, наверное, ничего не стоит в любой момент улететь обратно в Россию и там, в величавом, заснеженном городе случайно увидеться с Евой. В планы Ветлугина Петра не входила вербовка нового сотрудника радиостанции, поэтому он разговаривал с Фишбейном от чистого сердца, почти по душам.
– Я, вы знаете, даже как-то беспокоюсь, – с неподдельным энтузиазмом сказал аспирант Ветлугин. – Беспокоюсь, что наша молодежь останется без правильной информации о тех процессах, которые идут в музыке.
– Так вы не глушите им нашу программу, – засмеялся Фишбейн.
– Да, да! – согласился Ветлугин. – Глушить, разумеется, нужно, но в меру.
– Я в третий раз подаю на визу, – с отчаянием сказал Фишбейн, – и мне отказывают. Почему? Я просто турист. Что во мне интересного?
– На Родину тянет? – потуже обматывая шею красным мохером, поинтересовался Ветлугин. – Зачем вам туристом? Езжайте с рок-группой.
– Никто не зовет, – сказал мрачно Фишбейн.