Имя женщины – Ева

–  Спустил? Ну, видишь? Я прав. Заметает следы! А ты и поверил ему, бедный Пол? Евреи и негры наивны, как дети. Поэтому мы будем вместе держаться и вместе бороться за мир во всем мире.

Михоэлс пожал ему руку. Рука была невесома, прозрачна и вдруг растаяла в воздух вместе с актером.

Пол Робсон проснулся в холодном поту. Блестели кремлевские звезды на небе. Одни эти звезды и знали всю правду.

Теперь уже никто и никогда не восстановит действительного хода событий: то ли великий певец, сын пастора, не поверил напудренному и подрумяненному Ицику Феферу, привезенному к нему в «Метрополь» прямо с Лубянки, а поверил странному своему сновидению, – что тоже случается в яркой среде певцов, драматургов и прочих художников, – а может быть, кто-то ему и шепнул, что если живешь в «Метрополе» и к завтраку тебе подают блины с черной икрой, шампанское, ягоды в сахарной пудре, то лучше забыть про сутулого Ицика. Тем более что Ицик, может, и врал.

Вернувшись в Нью-Йорк, чернокожий певец всей мощью обрушился на негодяев, лжецов и прислужников капитализма, которые сеют вокруг клевету и только мешают рабочему делу.

Теперь Пола Робсона, недавнего лауреата Сталинской премии, опять пригласили приехать в Москву. Стояли последние дни ноября. Герберт Фишбейн ждал разрешения на въезд в Союз Советских Социалистических Республик. Передача, посвященная искусству Пола Робсона, прошла на радио с большим успехом. Джазовая группа в составе пяти человек и Бэтти – шестая – уже получили советские визы. Билл Глейзер купил тем временем дом в Кении и всем на радиостанции показывал фотографии этого дома с огромной открытой террасой.

–  Да, да! Красота! – говорил он рассеянно. – Жена будет очень довольна. Саванна! Вокруг антилопы, слоны и косули. Есть змеи, ручные и неядовитые, их можно брать в дом, можно дрессировать. Займемся хозяйством, открою там школу. Нет, это прекрасная мысль! Слава богу, что мы с ней решились.

Нэтэли Глейзер больше не приезжала обедать вместе с мужем в итальянском ресторанчике неподалеку от радиостанции, состояние ее ухудшалось с каждым днем. Кайдановский, всей душой преданный Глейзеру, жарко переживал все, что происходит в семье директора.

–  Biedastwo![7] – Кайдановский морщил свое маленькое лицо с выпуклым лбом и густыми бровями. – Она спивается. Билл не покупает спиртного, в доме ничего нет, кроме воды и молока. Он оставляет ее без денег, отобрал чековую книжку. И что вы думаете? Она продала соседке все свои колечки! Пошла и продала за копейки. А та, merzavka[8], взяла! А Нэтэли спрятала деньги и ничего не сказала Биллу. Он возвращается домой, она лежит пьяная. Он ничего не понимает! Откуда же деньги на виски? В конце концов он заставил ее признаться. Матка Боска, что там творилось! Она рыдала и стояла перед ним на коленях. Конечно, он все ей простил. Но я не верю, что Африка пойдет на пользу. Она здесь, в Нью-Йорке, собак боится, а Билл думает, что ей понравятся слоны и тигры прямо во дворе! Какие слоны, Матка Боска? Я первый буду ликовать, если случится чудо! Вы меня не узнаете, такой я буду счастливый! Но здравый смысл говорит мне, что чуда не будет.

Глейзер срочно заканчивал дела.

–  Я знаю, что без меня здесь все рухнет! – В глазах его вспыхивала паника и тут же гасла. – Может быть, я и вернусь через полгода. Но что я застану? Друзья мои, вы же пожрете друг друга! От вас ничего не останется!

Однажды он налетел на Фишбейна, который выходил из лифта.

–  Герберт! – Директор обеими руками сжал его локоть. – Вы, конечно, еще не получили визу? Я так и думал. Опять приходил этот парень, Ветлугин. Он вами отчаянно интересуется. Они живут вместе с Арабовым, делят одну небольшую квартирку: две комнатки, гостиная общая, душ и уборная. И глаз не спускают друг с друга, клянусь! – Он вдруг рассмеялся почти что до слез. – На женщин у них здесь положен запрет. Ведь это же хуже тюрьмы! Вы согласны?

Фишбейн покраснел и поскреб подбородок.