Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы

Правильно сделал. Двери распахнулись с треском, когда конь Марчина из Мышинца надавил на них задом, ошалевшие скакуны ворвались внутрь, словно спутанный клубок стихий. Конь Жвикулиса въехал, волоча за собой тело стригона, воткнувшего зубы в его грудь, встал дыбом, ударяя передними копытами в тело упыря, превращая его в тряпичный ком. Марчин из Мышинца пригвоздил одержимого острием к полу, а Доброгост, который успел соскочить на землю, одним ударом прервал несчастную жизнь твари, посылая ее в страну вечного покоя.

Вийон закрыл и запер на засов двери. Как ни странно, без проблем. Как видно, святой Франциск был добр к своему тезке.

– Что тут происходит? – выдохнул Ян из Дыдни. – Отчего, черт тебя лысый подери, так долго?

– Были проблемы с Юргеном, – пробормотал Вийон. – Он превратился в стригона и… – на все остальное хватило простого пожатия плеч.

– Где женщины и купец?

Вийон застучал в дверь гостиного зала, откуда раздавались плач и писк детей.

Никто ему не ответил. Поэтому он бесцеремонно сунул руку в дыру, пробитую стригоном, нашел засов, отодвинул его и толкнул дверь.

В темной комнате сгрудились все. Три женщины, дети и купец. Вжались в угол, освещенный лишь неуверенным огоньком каганца, словно перепуганная отара овец при виде волка.

– Прочь от нас! – заскулил Кершкорфф, грозя поэту поленом. – Apage[177]! Не двигайся! Я заплачу…

– Я живой, – проворчал Вийон. – Не бойтесь. У нас оружие. Что тут случилось?

Кершкорфф трясся, словно осина на ветру и не мог произнести ни слова. Две женщины плакали, заслоняя своими телами детей, третья сидела молча, со сложенными в молитве руками.

– Что молчите, старая потаскуха вас возьми вместе с вавилонской шлюхой?! – заорал Вийон. – Отчего Юрген в стригона превратился?

– Лежал в немочи, – забормотал наконец купец. – Вдруг зубищами защелкал. А потом встал. Мы с ним говорили, но в него словно дьявол вошел. Стал как те… как те, – закончил со страхом в голосе. – Так это произошло… Мы люди подневольные.

– В фургон все! – скомандовал Ян из Дыдни. – Уводите нашего коня, женщин и отроков внутрь, ты, поэт, вместе с купцами набивай гаковницы. Уносим отсюда ноги! И чем раньше, тем лучше, не хочу оставаться тут, когда наступит ночь!

– Я отсюда и с места не сдвинусь! – забормотал Кершкорфф. – Это место безопасное! Тут ничего…

Из второго зала донеслись треск и громыханье. Вийон выглянул за порог, сперва удивившись необычайному свету, что заливал сени, а потом услышал рык пламени. Потолок, лавки и столы были объяты огнем, распространяющимся от упавшего тела Юргена. Кони, стоявшие в сенях, заржали, начали биться, стучать копытами в стены.

– Боюсь, – сказал неторопливо поляк, – что нет у вас другого выбора, господин купец. Пожар! – рявкнул он яростно. – Только этого не хватало! Выводим фургон, сажаем женщин, садимся сами – и уходим!

6. Крестный путь

Женщины безропотно дали усадить себя в фургон. Две из них судорожно обнимали своих деток, третья вела себя безвольно, словно тряпичная кукла, но не плакала и, к счастью, не доставляла проблем. Хуже обстояло дело с женой корчмаря, которая подняла вопль при виде тела мужа, и Вийону пришлось силой оттаскивать ее от трупа. Потом она хотела войти в пылающий зал, чтобы забрать кое-какие вещи, но поэт бесцеремонно усадил ее в фургон, а Мендель придержал и прикрыл конской попоной.

Кершкорфф не остался в трактире, как грозился. Когда среди треска пламени он вскакивал в фургон, то опередил Вийона, оттолкнул Менделя и едва не затоптал женщин. Естественно, занял место впереди, схватил вожжи, крикнул на перепуганного, пляшущего между оглоблями и встающего на дыбы коня, который гораздо сильнее, чем стригонов, боялся пламени, дыма и вони пожара, что охватил уже весь зал.

Доброгост отвалил балки, блокирующие двери. Его скакун первым ударил копытами в створки, с шумом выломал их и вывалился наружу. О чудо – на этот раз они не натолкнулись на плотную толпу мертвяков. Напротив, стригоны отступали от пылающей корчмы, расходились в стороны, словно опасаясь пламени.

– Йа-а-аха-а-а!

Фургон покатил по грязи и камням вслед за рыцарями. Под грохот колес они вырвались на улицу. Вийон выхватил вожжи из рук Кершкорффа, который управлял животным, словно пьяный возница – дорогой, которая, после пятого жбана пива, вдруг делается неровной, будто змея.

Они вырвались в сумрак, покатились по мостовой, свернули в сторону главных ворот Саарсбурга. Ян из Дыдни крикнул предупредительно, вытянул руку, подавая знак, чтобы они остановились. Вийон натянул вожжи и остановил ошалевшего от страха коня, продолжавшего грызть удила, ржать и визжать, бить копытами по уличной грязи.

Проезд впереди перегородило море стригонов. Огромная плотная толпа их направлялась к повозке и рыцарям с такими стонами, хрипами и воем, словно погубленные их души чуяли уже приближение Последнего суда. Целые ручейки – да что там, реки! – бредущих, подтягивая ноги, уродливых фигур выныривали из ворот, дверей и переулков города.

Ян из Дыдни добрался до повозки, запряженной вспененными скакунами, протянул руку поэту.