Имяхранитель

Имяхранитель подождал, пока стражи почти одновременно развернутся от двери, и тихо «лег правому в кильватер». Когда до угла оставалось всего несколько шагов, а караульный готовился к развороту, Иван ужом скользнул в тень стенного барельефа. Пропустил караульного мимо себя и спокойно, без спешки завернул за угол. Теперь ему нужно было отыскать кухню.

Иван решил положиться на интуицию – направление, в котором нужно двигаться, он знал достаточно условно. Здравый смысл подсказывал, что кухня чаще всего располагается в непосредственной близости от складов. Связь эта не менее прочна, чем дихотомия алтарь-верующие. А продукты подвозили со стороны Южной площади.

Сиреневой тенью Иван скользил вдоль гранитной стены к южной части дворца. Иногда приходилось подолгу замирать в ожидании удобного момента, но темнота и крайняя осторожность имяхранителя позволяли ему оставаться незамеченным. По периметру дворца через каждые тридцать-сорок шагов архитектор «посадил на привязь» скульптуры монстров. Очевидно, чудовища были призваны отпугивать нечисть от императорских покоев. В сени каменных химер и находил Иван убежище, когда, казалось, деваться-то некуда. Имяхранитель прижимался к холодному боку страшилища, таил дыхание, и караульный благополучно проходил мимо. Благополучно в первую очередь для себя.

Добравшись до Южной площади, Иван взглянул на часы. Без четверти пять. Скоро ворота откроются и несколько автомобилей въедут на территорию дворца. На несколько минут двор уподобится ярмарке в воскресный день. Брусчатку заставят корзинами с зеленью, бочками с хмельным, мешками с мукой и прочими съестными припасами. А с прислуги сойдет семь потов, прежде чем снедь займет место на складе. Ровно полчаса отпущено на разгрузку продуктов, по их истечении площадь снова опустеет.

Наконец четверо дюжих караульных растворили чугунные ворота, и шесть грузовых автомобилей въехали на южный двор.

– Эта базарная суета не должна мешать императору и домочадцам спокойно почивать, – бормотал Иван, обозревая кухонный корпус. – Следовательно, покои басилевса располагаются с другой стороны, приблизительно там.

Иван подождал, когда двор наполнится гомонящей челядью, смешался с толпой, подхватил один из ящиков и вошел в распахнутые настежь двустворчатые двери. Уместил взятый груз на гору подобных же ящиков, двинулся в обратный путь… но исчез на полпути. И никто, никто не хватился здоровенного челядина.

Да и был ли он вообще?

* * *

– Эвисса Палома! – Невысокий человек с холодными серыми глазами и губами, стянутыми в одну узкую линию, мерно вышагивал перед Пальмой. – Не в нашем обыкновении давить на людей, но эта мера является вынужденной. Предупреждаю, не раскачивайте лодку, в которой находимся все мы. Неровен час, перевернется – ко дну пойдем друг за другом!

Палома слушала молча, отвернувшись к окну. Места за окном были незнакомые. Понятно только одно: особняк, куда ее привезли, располагался где-то в ближайшем пригороде Пантеонии. Палома признавала, что охранка сработала виртуозно. Впрочем, искусство охранки обставлять исчезновение людей вряд ли превзойдет искусство одного здоровенного субъекта дарить окружающим неприятности. Невзирая на чины и различия.

Еще неизвестно, что переможет.

– Мне непонятно упорство, с каким вы цепляетесь за прошлое! – Палома гневно тряхнула волосами. – Тот, кого вы по привычке именуете императором, – гиря на ногах Пераса! Осмельтесь ее сбросить – и через десяток лет вы не узнаете этот печальный мир!

– Неужели? – всплеснул руками тонкогубый. – И лунные звери исчезнут? Исчезнут тупость и жадность? На землю просыплется манна небесная, а безымянные обретут дар красноречия и поголовно обзаведутся Именами?

– Смейтесь, смейтесь, дем Лаон, – Палома снисходительно кивнула. – Вам недоступны полет мысли и широта воображения. Все это будет, но, увы, без вас.

– Да-да, – кивнул Лаон. – У меня полностью отсутствует воображение, а мысли ходят исключительно строем. Зато, – его голос стал строже, – мне очень хорошо знакомы понятия «честь мундира» и «присяга». Давайте покончим с демагогией и театральными восклицаниями. Лучше скажите, неужели вы на самом деле предполагали усадить на трон шестилетнего ребенка?

– Императорская кровь не имеет возраста, – высокомерно улыбнулась Палома.

– К сожалению, она имеет срок жизни и две даты на погребальной табличке. И это печалит сильнее всего.

– Вы не посмеете обидеть ребенка!

– Кто говорит о ребенке? – усмехнулся тонкогубый Лаон. – Против малыша мы ничего не имеем. Но как охрана действующего монарха хотим высказать несколько претензий эвиссе Уэве. Для нас вы – очередная заговорщица и подстрекательница к свержению монарха. Не первая и, увы, не последняя. К сожалению, вы не понимаете, что, лишившись вашей поддержки, мальчик долго не протянет. Вы ведь знаете, сколько пастей клацает зубами у горлышка юного Ромаса. А что, он действительно Ромас?

– Сами знаете, что да. Настоящий и бесспорный. И наверняка стократ более…

Лаон прервал ее сердитым жестом.