Имидж

Отпускную неделю он «закручивал» как мог: походы за грибами, ягодами, на рыбалку, на охоту, на шашлыки… Друзья, ресторан — единственный в вахтовом поселке — через вечер. Вместе с ними развлекалась и Светлана — куда же без нее, они с Барби стали почти подружками. Светлана, «фараонова вдова» — как она себя называла, — старший диспетчер нефтеналивной станции, за эти годы разбила несколько мужских сердец, но как только дело доходило до разрушения семьи, без колебаний уходила в сторону, не позволяя себе, как она говорила, сиротить семьи. «А если правда, — часто объясняла, смеясь, — кроме Андерсона и Фердинанда мужиков не доводилось встречать!..» Барби воскресала из грусти, становилась веселой, как живая игрушка. «Завода», полагал Андерсон, хватало на всю следующую неделю, пока он был в отъезде. Значит, он ошибался. Во многом… Зачем он здесь? Можно ли так завести машину времени, чтобы воскресить прошлое? Так не бывает. Он устал…

— Извини, Барби, ошибся… — Андерсон медленно поднялся. — Мне пора. Рад был случайной встрече, малыш… До свидания, подосиновик, будь здорова. — Он улыбнулся, поясняя: — Есть такие грибы на Севере — подосиновики, их еще называют красноголовиками. Ты — красноголовик. Жаль, но мне нужны другие Беридзе. Еще раз, извини, ошибся…

Он тяжело шагнул вниз, понурив голову.

— Ничего, — успокоила девочка. — Меня во дворе рыжей называют. Я им скажу: я — красноголовик. Вы идите. Я дверь не буду закрывать.

— Почему? — спросил Андерсон не оборачиваясь.

— А вон, слышите. Это мама поднимается. С покупками. Я ее по шагам узнаю. У нас лифт не работает. Вы идите. Андрей остановился, как будто натолкнулся на стену. Быстро вернулся, наклонился, приставил палец к губам и торопливо, горячо зашептал:

— Нет, так не пойдет. Она расстроится. Дверь открыта, ты босиком. Ты лучше, знаешь, что? Сделай сюрприз. Она подходит к двери, то-о-олько за звонок, а ты — раз! — открываешь. Давай-давай!.. Он потянул за дверную ручку, девочка с заговорщицкой улыбкой молча подчинилась.

Знакомые — может быть, немного отчужденные необычной, едва уловимой тяжестью, как, наверное, у состарившейся балерины, — шаги приближались, становились громче и отчетливей.

Андрей панически огляделся, взгляд заметался по лестничной клетке… Шаги совсем рядом… Он решился и большими бесшумными шагами в мягких унтах быстро ушел на девятый, последний этаж. Там зашатался в обморочной волне, сел на ступеньки, уронил голову на высоко задранные коленки. Шапка, лохматым рыжим зверем, мягко скатилась по бетонному маршу, улеглась на промежуточной площадке.

Разговор в приоткрытую внизу дверь: «…Ну, я же говорю, в шапке! Как у тебя! Ты его разве не встретила? А может быть, он наверх пошел? Он же ищет людей с такой же фамилией…» — «Нет, нет, ты права — действительно, кто-то прошел мимо, я не разглядела… Иди на кухню, Барби. Разбирай покупки. Я сейчас, только посмотрю почту. Я сейчас…»

Вышла на площадку. Несколько минут тишины. Мимо сверху по ступенькам прошла женщина — Андерсон углом глаза увидел полные ноги в резиновых сапожках. Послышался ее нарочито громкий голос внизу:

— Здравствуйте, Варенька. У вас запоры крепкие? Смотрите, не открывайте кому попало. А то ходят разные, дедами Морозами прикидываются. В март-то месяц. Потом вещи пропадают… Аферисты проклятые. — И, удаляясь, совсем громко: — В наш подъезд, между прочим, сегодня участковый собирался заглянуть!.. А у меня зрительная память о-о-очень хорошая!..

Андерсон знает как Барби сейчас стоит: прислонившись спиной к стене, запрокинув голову, пальцы-балеринки трут крашеную панель… Одна из ее обычных поз. Но в настоящий момент он вспомнил конкретное — так она стояла однажды, получив раздраженный ответ: «Нет!..» — на ее очередное навязчивое предложение завести ребенка. Через секунду последовали его обычные шутки, веселые отговорки: «Рано… Вот подзаработаем, уедем с Севера на „Землю“… и т. д….», примиряющие объятия… Но это мгновение — было: глаза, наполненные сиротливой тоской, смуглые пальчики, отчаянно растирающие стенку… Если она сейчас произнесет слово, у него прострелит сердце…

Дверь закрылась медленно. С ровным скрипом. С шорохом трущейся об косяк дерматиновой обивки. С последним хрустом.

Через долгую минуту щелкнул замок. Потом еще.

6

Дверь балка оказалась открытой. Светлана, вся белая от муки и разметавшихся волос, испуганно застыла около самодельной электрической плитки. На столе лежал противень с сырыми пельменями. Из форточки залетал и таял парной морозный воздух, пахло духами и тестом.

Андерсон медленно разделся и сел на стул у входа, оглядел чистую комнату.

— Не узнаю своей норы. Я туда ли попал?

— Туда, Андрюша. Это я вот… У меня был Варин ключ, ты не знал? Она когда уезжала, занесла мне — вон я на гвоздик повесила. Я знала, что ты сегодня вернешься. Завтра ведь на вахту. Я ставлю воду, будем варить пельмешки?