– Штабной, похоже – толстый, лысый, на снеговика похож. Мы с Кравцом его так и окрестили – Снеговик. Откуда только таких берут? Послала его нелёгкая. А он ещё и темнит. Не говорит толком ничего. Дал фотографии какого-то мужика в пиджаке. Ищите, говорит, этот вроде как самый главный будет у немцев. Хоть бы сказал, какая у них задача, у диверсантов этих, что они собираются делать: взорвать какой-нибудь объект или, может, какие секретные разработки похитить. У нас вон теперь объектов в городе сколько? Со всей страны посвозили. Я же не против того, чтобы этих диверсантов взять, только какой тут от меня прок? Тут же контрразведка работать должна, а мы кто? У нас и стукачи свои, и сочувствующие. Диверсант – он же кто? Не вор законный и не приблатнённый, по фене не общается. Как же я его тебе выявлю, если он с простым людом смешается да за честного себя выдавать станет? Каждый баран должен носить свои рога, кесарю кесарево. Они же среди честных людей попытаются затеряться, и пока я буду среди честного люда орудовать, такие как Паша Кастет столько дел натворить могут! Но ладно бы уж только это! Теперь ещё и москвич этот лысый будет свой нос везде совать! Еленин меня над всеми поставил, а москвич этот так… Типа куратор.
– А ты не преувеличиваешь, братец? А с чего ты взял, что он в своём деле не мастак? – с издёвкой спросил Кривов. – Ты ж его не знаешь совсем – может, он просто с виду такой, а на деле настоящий волкодав. А?
Птицын положил пистолет и принялся энергично вытирать руки тряпкой.
– Это он-то волкодав? Да ты бы на него посмотрел! Квашня квашнёй! Я не главный, говорит, я так, в сторонке постою. То простата у него шалит, то ещё чего. Короче, тюфяк – тюфяком. Как таких только в органы берут?
Птицын махнул рукой, Кривов закивал, потом отвернулся, медленно встал и принялся укладывать в коробку ветошь и протирки.
– Кстати, чуть не забыл. Есть у меня для тебя новость, Володя, – как бы невзначай вдруг сменил тему Кривов. – Может, конечно, и не моё это дело…
В голосе Птицына тут же появились стальные нотки:
– Раз уж заикнулся – так уж говори.
Кривов крякнул, почесал подбородок:
– Любка тут твоя в Управление приходила. К Еленину просилась.
Птицын стиснул зубы и сжал кулаки.
– И что? Пустили?
– На выезде он был. Она потопталась-потопталась, да и ушла. Ни с кем другим говорить не пожелала.
Птицын ощутил, как щёки его наливаются кровью.
– Когда приходила?
– Так сегодня… до обеда ещё. Нафуфыренная вся такая: шляпка, пальтишко из драпа, в приёмной больше часа проторчала и ушла. Мишка Стёпин её до самого входа проводил, шептал ей всё чего-то, а та хихикала. – Кривов глянул на Птицына исподлобья. – Может, зря я это…
– Ничего не зря! – хмыкнул Птицын. – Значит, до обеда?.. Сегодня?.. Так, правильно, Еленин как раз нашего московского гостя встречал на аэродроме. А Мишка-то хорош – мог бы хотя бы словом обмолвиться! Ну, я ему выпишу люлей по заднее число!
– Ты уж Мишку строго не суди. – Кривов постарался разрядить обстановку. – Может, не рискнул он просто тебе говорить. Даже я не сразу решился. Все же знают, какой ты у нас, – сразу в штыки. К тому же, может, Мишка и не знал, для чего твоя Любка к начальнику рвалась, поэтому и рассказывать тебе не стал, а то мало ли.
Птицын набычился как сыч.
– Этот не знал? Да Мишка наш без мыла куда хочешь… А уж Любку разговорить – для него пара пустяков! Мишка парень молодой, смазливый. Она до таких как он знаешь какая…
– Да ты не пыли, Иваныч! Знал – не знал, сказал – не сказал, знаешь что… Мы с твоей Любкой на лестнице столкнулись. Она на меня только покосилась, не поздоровалась даже. Прошла мимо, будто не заметила, и сразу в кабинет.
Птицын махнул рукой:
– И чёрт с ней!
Птицын сделал глубокий вдох. На сегодня хватит загадок и дурных воспоминаний! Довольно с него и этого москвича, так невовремя свалившегося на его голову. Но воспоминания так и полезли.
С тех пор, как Птицын расстался с бывшей женой, прошло уже почти пятнадцать лет, но были периоды, когда прошлое обрушивалось на него, как холодный душ.
***
– У нас ребёнок растёт, а тебя только служба твоя беспокоит! Я что же, целыми днями должна дома сидеть и пелёнки стирать? – Когда Люба заводила эту пластинку, Птицын как мог сдерживал себя.
– Сыну нашему сколько лет? Какие пелёнки? – изредка пытался возразить Птицын.
– Я выражаюсь фигурально, – отвечала женщина.
Чтобы хоть как-то успокоить жену, Птицын за небольшую плату пригласил вдовую соседку, чтобы та помогала Любе по хозяйству. Это вызвало ещё больший шквал негодования.
– Я что-то не пойму: ты у нас шейх или султан? – не унималась Люба. – Вторую бабу себе завёл! Прямо гарем какой-то!
– Валентина Андреевна старше меня на двенадцать лет. Вдова. Просто будет тебе помогать по хозяйству, и всё. Ты же сама говорила, что тебе трудно и одиноко, – отвечал Птицын, после каждой фразы считая про себя до пяти.
– Мне такая собеседница не нужна. О чём мне с ней говорить? Как свиньям хвосты крутить да коров за вымя дёргать? Она же деревенская.