Имитация

– Подсунут? – я подозрительно поглядел на него. Наивные глаза навыкате, круглое лицо. Самый простой парень из всех, кого я знаю. Гена.

– Да я шучу.

– Пойдем в магазин?

– Зачем?

– За конфетами.

* * *

– Предлагаешь купить все?

– Возьмем полкило.

– А если в них не будет загадок, вернешься и скупишь все?

– Не знаю, – я не хотел думать, хотел совком накладывать в целлофановый пакет конфеты. Так и сделал.

Дома мы с Геной вывалили содержимое пакета на кухонный стол и принялись разворачивать каждую. Все обертки оказались чисты.

– И что теперь будешь делать? – спросил Гена.

– Оставлю конфеты тебе, кушай.

– Спасибо, конечно. Но дались тебе эти загадки?

– Да просто.

– Да просто? Носишься с ними уже не первый день.

Я помолчал немного, а потом вдруг, неожиданно для себя, выложил всё Гене. Про папу и как он шутил, оставляя загадки в обертках. Гена слушал удивленно. Рассказал и о том, что папа пропал девять лет назад. Говорил, а внутри что-то переворачивалось, казалось, что не надо рассказывать. Но я всё говорил и говорил. Пока резко не замолк – будто кончились слова.

Гена после паузы осторожно сказал:

– Илья, а ты не думаешь, что…

– Что?

– Не думаешь, что твой отец жив и…

– Нет.

– Почему? Он ведь пропал без вести, – робко проговорил Гена.

– Бред.

– А кто еще…

– Замолчи, – внутри поднялось какое-то дикое чувство, мне захотелось ударить Гену.

А он сказал:

– Пойдем фугу сочинять, – и вышел из кухни. Вот так вот просто. Я постоял немного, успокаиваясь, а потом тоже пришел в его комнату. Гена уже сидел на табурете за пианино. На полочке он разложил свои рукописные ноты.

– А ты уже сочинил тему?

– Нет.

– Когда будешь?

– Не знаю.

– Я сочинил. Ну, помнишь, я играл тебе? Правда, ты не слушал.

Я посмотрел на сгорбившуюся у пианино полноватую фигуру Гены и мне стало его жалко. Я взял стул и подставил рядом.

– Давай посмотрим. Сыграй, – сказал я, и Гена сразу оживился. Начал наигрывать, сопровождая свою игру сосредоточенным пыхтением. Он закончил и сказал, глядя в ноты:

– Последний звук темы не гармонирует с начальным звуком в следующем голосе.

– Закончи тему на доминанте.

– Точно, – Гена встал из-за пианино, прошел к своему столу, покопался между кучами наваленных тетрадок и учебников, вернулся со стирательной резинкой и карандашом. Стер ноту фа, написал соль. – А ты почему тянешь? Время пролетит, не успеешь сочинить, – нудно заметил Гена. Иногда его рассуждения напоминали таковые заботливой мамаши. Наверное, сказывается то, что Гена вырос без отца. Правда, я, получается, тоже…

– Хочу сочинить особую тему. Только мою.

– А учитель говорил, что хорошо бы написать несколько, а потом выбрать.

– Это не для меня. Я найду единственную.

– Как настоящую любовь?

Это тоже удивляло в Гене: иногда он выражался так, словно пересмотрел женских сериалов.

– Да, наверное.

– Хочешь, чтобы она была похожа на тебя?

– Кто?

– Тема фуги.

– Наверное. Не знаю. Что-то вроде этого, да.

– А я вот не продвинулся дальше риспосты. Пытаюсь написать интермедию, но ничего не выходит, – он стал наигрывать интермедию. – Как думаешь, в жизни есть полифония? Ну, то есть, я хочу сказать, что вот мы изучаем, изучаем, а пригодится это? Может, мы должны что-то такое важное понять благодаря полифонии?

Я пожал плечами. На философию меня не тянуло. Тянуло уйти куда-нибудь, раствориться где-нибудь. Никого не слышать, не видеть, не думать, не сочинять никогда ничего. В сердце гвоздем засели слова Гены: «Что если твой отец жив?». А что если нет? Не хочу надеяться. Да что угодно пусть происходит, только не надеяться! Зачем он так сказал? Кто его спрашивал?

«Что если твой отец жив?» – билось в мозгу.

А что если да? Где он сейчас? И где был девять лет? И что: тупая загадка – лучший способ заговорить с сыном после девяти лет разлуки?

Я вскочил со стула. Гена, что-то говоривший о фуге все то время, пока я себя накручивал, удивленно замолчал, уставился на меня снизу вверх. Такой глупый со своими круглыми глазами. Такой нелепо толстый на маленьком стульчике, как нахохлившийся воробей на жердочке.

Я кинулся в прихожую.

– Ты куда? – Гена выскочил следом, но замер в паре метров от меня. Я агрессивно натягивал куртку, если только можно агрессивно натягивать куртку.

– В магазин.

– За конфетами? – догадался Гена, подошел и принялся обуваться.

Я не стал его ждать. Хлопнул дверью и ушел.

Когда уже был в магазине, Гена образовался рядом со мной, молча оторвал от рулона одноразовый пакет и подставил в открытом виде, чтобы мне удобно было сгружать конфеты.

Пакетов потребовалось четыре, чтобы забрать все конфеты фабрики, на которой работал отец.

* * *

Пусто.

* * *

Небольшая заметка в газете от 2 марта 2010 года:

«Пропал без вести Королев Виктор Игоревич, 1974 года рождения. Был в серой куртке, темных джинсах. Последний раз видели близ Желтого утеса. За любую информацию о местонахождении…».

И фотография. Черно-белая, она не похожа на цветной оригинал, который мама отнесла в газету для этого объявления. Здесь он какой-то совсем суровый, а на цветной видно, что настроение у папы хорошее.

«…видели близ Желтого утеса».