Имитация

– Папа… он – вторая риспоста, та, что в басовом голосе, – сказал я. Пока говорил это, у самого голос стал хриплым и низким.

Гена помолчал, обдумывая, а потом сделал вывод:

– У меня нет отца. Значит, можно писать двухголосную фугу – один голос для меня, второй для мамы. И без интермедий – сестры у меня тоже нет.

Пока я размышлял, что ему ответить, Гена пролистал тетрадку в конец и показал мне нотную строчку, единственную на странице.

– Я еще заготовил ракоход: записал тему в обратном направлении – от последнего звука к первому, как нам говорил Юрий Васильевич. Хочу, чтобы в моей фуге был ракоход. Что он означает по твоей системе?

Гена внимательно на меня посмотрел. Действительно поверил в серьезность моей теории?

– Ракоход… ну, наверное… Я же тебе рассказывал про клип: там парень шагал задом наперед, как в обратной перемотке. Пока не оказался со свой девушкой в машине – за секунду до аварии. А если бы клип на этом не кончился и нам показали его жизнь дальше, он бы превратился в младенца, а потом и вовсе исчез – родился бы обратно.

– Занятно, – Гена подпер рукой подбородок и новыми глазами глядел на свою тему, записанную задом наперед.

– Жизнь оборвана по обоим концам, – сказал я философски. – Тебя не было до рождения и не станет после смерти. То есть рождение – почти то же самое, что и смерть, только в другом направлении. Но почему-то людям не приходит в голову горевать от того, что до рождения их не было. Людей беспокоит только смерть.

Гена задумался.

– А бабушка говорит, что это дети рожают родителей. Я не понимал, а теперь вроде дошло. Это про то же, про что сказал ты. Если повернуть время вспять, получится, как будто это я родил маму. Мама будет молодеть, пока не превратится в младенца и не исчезнет, а я буду стареть, пока не умру и тоже не исчезну, так?

– Да, в каком направлении не пойди… Рождение – та же смерть, по сути, если смотреть на него в обратную сторону.

– Занятно. Но невесело.

Я посмотрел на Гену. Он сидел, опустив плечи и ссутулясь. Хотел ободрить его, но Гена заговорил:

– Что такое стретта тогда? В музыке – это когда тема, не закончившись в одном голосе, возникает уже в другом, и из-за этого голоса́ наползают друг на друга.

– Встреча двойников, – брякнул я первое, что пришло в голову. А что, похоже даже.

Гена посмотрел на меня долгим взглядом.

– Встретить своего двойника – к несчастью.

– Да ладно тебе. Я же всё выдумал. А на деле сочинить фугу можно и не философствуя. Сиди себе да сочиняй.

– Но ты ведь не сидишь и не сочиняешь, – сказал Гена. – Ищешь какую-то особенную тему.

– Чтобы сочинить особенную музыку, нужно что-то большее. Я так думаю.

– Большее, чем что?

– Не знаю. Большее, чем человек.

– Больше человека? Слон? – усмехнулся Гена.

Я пожал плечами. Не хотелось продолжать этот разговор. Я что-то чувствовал, но не мог выразить в словах. Так же я молчал на уроках специальности, когда Ирина Павловна давала мне понять, что пианист из меня не выйдет. Зачем мучаюсь? Я не знал. Смутно понимал, что даже когда способностей мало и перспектив никаких, всё равно стоит стараться. Почему и зачем – объяснить не мог. Так же, как не мог перевестись к другому преподавателю, который не вселял бы эту убийственную неуверенность в собственных силах и, может, не сравнивал бы меня с другими, более успешными, студентами. Не знаю. Для меня сойти с того пути, на котором оказался, это все равно как если бы дерево вышло из земли и отправилось искать себе место получше. Жизнь – она такая, какая получилась. И я стану пианистом, пусть и посредственным.

Вспомнил: читал в интернете о семидесятилетней бабушке, которой вдруг вздумалось заняться балетом. В статье были ее фотографии в балетной пушистой пачке. И счастливое морщинистое лицо. Понятно ведь – настоящей балериной не станет, но все равно учится бабушка.

Именно это я и хочу вложить в тему своей фуги. Не то, что стану посредственным пианистом и не бабушку в балетной пачке. Другое – то, что составляет мою жизнь. Что не описать словами. Не уверен, но мне кажется: примерно то же, что толкает меня играть, толкало папу сочинять загадки. Невидимая рука.

Гена что-то усиленно записывал. Стирал и снова записывал. А я вдруг понял, какую тему ищу для своей фуги. Вспышкой – раз, и понял. Сложно было уловить мысль, она растеклась во мне неясной радостью.

– Я пойду, Гена, – сказал я и тут же поднялся с места. Если сейчас не уйду, то это сладостное ощущение исчезнет совсем.

– Уже? Ты обещал помочь мне с интермедией.

– Помогу, но завтра. Сегодня попробуй сам, ладно?

– Ладно, – Гена слегка осунулся и тоже поднялся – проводить меня до двери.

* * *

В Генином подъезде вечно расписаны стены, а во дворе не хватает ламп в фонарях. Два раза поскользнулся, пока дошел до арки, такой же темной, как двор.

– Костя, – услышал сзади окрик.

Почти обернулся, но вспомнил и сдержался.

– Костя!

Ускорил шаг. В арке – хоть глаз выколи.

– Костя.