Имитация

– Илья! – кричу. Поворачивается какой-то неформал с длинными волосами. И сразу отворачивается: понимает, что не его зовут.

Подхожу к билетерше.

– Извините, вы не заметили, в лабиринт заходил маленький мальчик лет восьми? Волосы светлые, глаза как будто испуганные.

– Думаете, всех упомнишь? Хотя… вроде был такой. Зашел с братом.

– С каким братом? – одними губами переспрашиваю я. Удивительно, но билетерша меня слышит.

– Высоким пареньком, тоже светловолосым. И глаза тоже какие-то странные…

Вырвано несколько страниц. Дальше дописано другой ручкой:

– Вон тот парень был в лабиринте с вашим сыном, – билетерша тычет пальцем. – Вон тот. Видите? Тот. Спросите, может, он заметил, куда подевался мальчик.

Я бегу к парню, хватаю за плечо, он оборачивается.

– Извините, вы не знаете где мальчик, с которым вы были в зеркальном лабиринте?

– Конечно, знаю, – отвечает парень, дружелюбно улыбаясь. – Ваш мальчик у будки со сладостями.

Я смотрю, куда он показывает. «Жизнь в сладость», гласит табличка. У витрины стоит Илья и, задрав голову, разглядывает белые мотки сладкой ваты за стеклом.

Бегу. Долго. Как сквозь толщу воды бегу. Так бывает во сне – стараешься изо всех сил, но едва движешься.

Бегу, бегу, бегу.

– Костя! – кричу.

Он оборачивается. Он радостно улыбается. Все хорошо. Я нашел его. Все хорошо. Все хорошо.

Прикрываю глаза рукой. Не хочу, чтобы она заметила, если вдруг обернется. Но она не оборачивается. Знает, что не нужно, что рано оборачиваться.

28.02.2008.

…я тогда вышел в подъезд и долго курил.

– Чего ты сбежал? – это Костя. Наверное, жена отправила его за мной: слишком долго отсутствую.

– Мой сын – трус. Испугался масок.

– Ты серьезно? – усмехнулся Костя. – Ему всего восемь лет.

– Характер закладывается с детства.

– Не преувеличивай. Парень перепугался, что под маской оказался не папа, а чужой дядька, – усмехнулся Костя. – Возвращайся, пока его спать не уложили. Поздравь хоть.

Я потушил сигарету в консервной банке, вечной спутнице подоконника в нашем подъезде.

«Ему всего восемь лет. Он не трус, просто маленький», – повторял я про себя, пока шел вверх по лестнице, чтобы пожелать сыну спокойной ночи.

Конец тетради. Вернее, начало.

Утыкаюсь лбом в ель, у подножия которой табличка. Поверх таблички аккуратно сложенные увядшие цветы.

«Надо заменить на свежие», – думаю.

Смотрю на цветы. Они пахнут, как пахло в детском садике. Смесью сладковатого вишневого киселя и геркулеса. Илья с трудом, медленно перешагивал ступени – они были слишком высоки для него. Оборачивался. Не выдерживал и бежал обратно – ступени давались легче. Обнимал меня за шею и целовал в щеку. Чтобы Илья все-таки ушел в группу, я давал ему с собой конфету нашей фабрики. А потом смотрел, как он снова – долго, медленно, вечно – перешагивает сложные для него ступени.

Когда маленькая спина скрывалась за поворотом лестницы, я тоже уходил.

VII. Кода (итал.coda – «конец»; заключительное построение в музыкальном произведении)