Имитация. Насмешка Купидона

Магнетическое притяжение, энергия. Связь, ощущаемая физически, каждым атомом, она никуда не делась. Витает между нами, мечется, не желая разрываться. И мое сердце снова дает сбой, программы уничтожения чувств не работают, пораженные вирусом. Я нестабилен и все еще болен. Отравлен этой хладнокровной гадиной. Она права, я жалок. Моро тоже прав. Каждое слово Фей обо мне и все ее упреки.

Нервная дрожь проходит по телу и, пошатнувшись, как пьяный, невидящим взглядом впиваюсь в красивые, но такие чужие черты лица Фей. Я отступаю, растопыривая пальцы, и толкаю ее назад. Она все еще держится за мое запястье, удерживает равновесие и с невероятной силой дергает меня на себя. Я опомниться не успеваю, как она обхватывает тёплыми ладонями мое лицо и, приподнимаясь на носочках, прижимается к губам.

Я должен оттолкнуть ее, лживую, чужую, продажную, но не могу. Не сейчас. Безумие возвращается. Я в аду, и что-то есть в ее глазах, в поцелуе — не любовь, не прощание, что-то большее, глубокое, надрывное, отчаянное. Как поцелуй перед смертью или прыжком в пропасть, или выстрелом, сделанным в упор, пока я стою, как дурак, в последний раз вдыхая ее аромат.

Сам не замечаю, как руки опускаются на тонкую талию, сильно сжимая и впечатывая в стену, я уже сам целую ее, грубо, жадно, прижимаясь всем телом, втискиваясь между раздвинутых бедер, наплевав на сотни «но» и тысячи причин, по которым не должен этого делать, и миллионы поводов стиснуть в пальцах не тонкий шелк халата, а ее шею. Я люблю ее, я ее ненавижу, и я все равно хочу ее до боли, до одури, точно зная, что через пару дней она будет принадлежать другому, отдаваться с такой же страстью. Я все это видел своими глазами. Я должен испытывать отвращение, брезгливость, я должен бежать отсюда, но я целую ее лживые губы, распахивая тонкий халатик, под которым ничего, кроме голой пылающей кожи. Неистово стискиваю грудь, и она хрипло выдыхает мое имя, зарываясь пальцами в волосы, тянет к своим губам.

Мы задыхаемся, я рычу проклятия, сыплю оскорбительными словами, а она выгибается в моих руках, трётся о мое тело, ласково шепчет, что я всегда буду единственным. Мне хочется смеяться и плакать, я дошел до грани, до полного самоуничтожения.

— Что ты делаешь со мной, Фей? Как ты это делаешь? — спрашиваю я, опаляя ее губы своим горячим дыханием. Сердце рвется в груди, отчаянно сражается с разумом и в сотый раз проигрывает неравную битву.

— Все пройдет. Боль не будет такой острой. Я помогу тебе, помогу, — обещает ее хрипловатый чувственный голос.

Я прикасаюсь к точеным скулам, к синякам, что оставил на нежной коже, наклоняюсь и целую их тоже.

— Не верю тебе. Ни одному слову, — ожесточенно рычу я, опуская руку на ее горло и несильно сжимая. — Хочу видеть тебя, Фей. Настоящую.

— С тобой… С тобой я всегда была настоящей. Они меня такой не знают, — она гладит мою щеку, снова жадно целуя. — Возьми меня, если тебе это нужно, сейчас, если так будет легче.

— Легче уже не будет. Что ты натворила, Фей? Зачем? Я любил тебя. — расстёгиваю ширинку, опускаю ладони на ее задницу и, приподнимая до своего уровня, жёстким мощным толчком проникаю на всю длину. С губ срывается отчаянный стон, полный мучительного удовольствия. Любовь, ненависть, гнев, презрение к себе, к ней, к нашей больной одержимости — все смешалось. Я с агрессивной жесткостью трахаю Фей возле стены полностью одетый, вбиваясь с такой силой, что после вся ее спина будет покрыта синяками. Крики, рычание, звуки бьющейся друг о друга плоти, хриплое дыхание и пряный густой запах секса, окружающий нас. И в моей звериной страсти нет ни толики нежности, только желание выплеснуть в нее всю свою боль и ярость, и растоптанную любовь.

Когда все кончается, она тянется ко мне, оставляя на губах долгий, мучительно-нежный, соленый поцелуй. И я силой отрываю ее от себя, отступаю назад, тяжело вдыхая кислород в раздувающиеся легкие. Застегиваю брюки, потрясенный, растерянным взглядом наблюдая, как она бессильно сползает вниз на дрожащих ногах, прикрывается халатом. Кутается в него и трясется как в ознобе. А потом поднимает голову, и я вижу затравленное несчастное выражение в бирюзовых блестящих глазах, быстро сменяющееся холодным равнодушием.

— Это был мой прощальный подарок в знак моего особого к тебе отношения, — произносит она охрипшим от стонов голосом. Надевает халат и медленно встает на ноги, опираясь о стену. — А теперь уходи. Я собираюсь навестить Зака в больни… — Фей замолкает, оглушённая пощечиной. Моя ладонь горит, ее щека тоже. Я второй раз в жизни ударил женщину и едва сдерживаюсь, чтобы не ударить снова.

— Шлюха, — свирепо выплёвываю я. Она криво улыбается распухшими губами, сторона лица, на которую пришелся удар, быстро отекает.

— Так пойди и найди себе девственницу. Не трать на меня свое время.

— Уже нашел, — с губ срывается нервный жестокий смех. Она бесстрастно смотрит на меня. — Не забудь рассказать своему любовнику, что я навестил тебя.

— Обязательно, — насмешливо кивает Фей. — И поверь, его это только возбудит, прибавит перчинки нашим отношениям.