— Это Юрий Антонов, придурок! — высказалась Катя, но ее никто, кроме меня, не услышал.
— Как виденье, неу-у… ик!.. ловима, каждый день ты прохо-о-одишь мимо. Ля-ля-ля! И еще раз! Ик… — Все начали подпевать, на радостях аплодируя. — Как виденье, неу-уловима…
— Болван, — послышалось слева пренебрежительное. Это явно была не Любимова, ибо она стояла справа от меня.
Я оторвала-таки взгляд от подвыпившего выступающего и глянула налево. Родион! Ну конечно, как это я не поняла сразу?
И тут волей-неволей я увидела в толпе… Пашу! Самойлова! Он стоял неподалеку от нас с Красновым, но смотрел, не как все, на кренделя Жигунова, начавшего уже с пьяных глаз творить на сцене натуральную свистопляску, а на меня. Было видно, что он не сводит своего печального взора с моего глупого, счастливого лица уже давно. (Это с одной стороны позорно, когда пьяный великовозрастный дебил прославляет твое имя своим посредственным пением с беспорядочными телодвижениями туда-нога-сюда-рука, лишь отдаленно напоминающими танец, а с другой — приятно все ж таки.) Люди ходили мимо, толкались, а он все смотрел, ни на что не реагируя, на то, как радовалась я Ромкиным выходкам, как опрометью летела к сцене, как улыбалась, слушая его вой, только по недоразумению могущий назваться пением. Такой удрученный, печальный, несчастный, полный бездонной боли от неразделенной любви взгляд, но в то же время осуждающий: как ты, Образцова, предательница, можешь обращать внимание на пьяные выходки многократного обманщика и не замечать свысока такого чистого, преданного обожания?
И теперь я смотрела на Пашу. А он продолжать смотреть на меня. Вдруг что-то больно кольнуло изнутри в самое сердце. Что это было? Откуда это взялось? Что это значит?
Мне почему-то стало противно смотреть на сцену. Хотя Ромка там вовсю отплясывал румбу, совершенно не попадая в ритм собственного пения.
— Но в глазах твоих ле-о-од и стужа. Ха! Ведь тебе я совсе-ем не ну-ужен! А я повторяю вновь и вновь: не умирай, любо-овь! — доносилось из колонок, но моя душа и Пашины глаза подсказывали, что вовсе не Роман поет мне эти слова. Ромкиным голосом их говорил мне Павел.
Когда боль в сердце отступила, я обернулась на Катю: та внимательно изучала дисплей своего розового мобильного телефона.
— Не пойму… Без десяти три?! Быть этого не может! Юль, погляди на своих!
— А в чем дело? — крикнула я: из-за шума со сцены мы плохо слышали друг друга, но она сама взяла мою руку и посмотрела на циферблат наручных часов, после чего ответила с вопиющим ужасом в голосе:
— Блин, у меня на три назначено собеседование! Я забыла тебе сказать, что моя соседка работает бухгалтером в районном МФЦ, она обещала устроить меня к себе!
— Так чего мы ждем? Бежим! — МФЦ располагалась довольно далеко от места, где мы находились. Но если повезет и сразу подъедет нужный автобус… В принципе, успеть нельзя, но получится опоздать всего на чуть-чуть. На любимые Катины шесть с половиной минут.
Мы кинулись вон с ярмарки, но не тут-то было: во-первых, свора людей становилась все плотнее и отзывалась на все наши телодвижения агрессивным толканием, а во-вторых, Жигунов, сволочь такая, углядел со сцены мое бегство и ринулся за нами. Догнав у первого ряда палаток, уже неподалеку от дороги, он посмел развернуть настоящий спектакль в духе шекспировских страстей: эмоционально хватал за руки, театрально бросался в ноги, произносил трогательные, слезливые и пламенные речи, губительно рыдал. В общем, всячески мешал дезертировать.
Кое-как выбившись из его цепких объятий, мы с Катей умудрились добежать до дороги, понимая, однако, что автобусом так и так не успеем. Жигунов, прихватив Родика, следовал за нами. Еще немного, и они снова возьмут нас в плен. Мне-то ничего, всего-навсего неприятно, да и только, а Любимова может лишиться тепленького местечка, уготованного для нее доброй соседкой.
Скорый взмах Катиной руки — и возле нас затормаживает желтое такси, по счастливой случайности проезжавшее мимо и оказавшееся свободным. Мы мгновенно отодвинули переднее сиденье двухдверного «Фольксвагена» и плюхнулись назад. Автомобиль тронулся.
— В МФЦ на Чехова, пожалуйста, — взмолилась подруга, хотя шофер и не думал спрашивать, куда нам надо, а ехал, казалось бы, по собственному маршруту. — И будьте любезны, побыстрее!
Водитель выполнил просьбу, после чего мы с Любимовой начали вслух поражаться, как вовремя он оказался поблизости, как здорово нам подфартило, что для нашего (в особенности — моего) везенья большая редкость, и огромное ему за это спасибо. Сидевший за рулем мужчина средних лет по-прежнему молчал, кивая в такт нашим восхищенным признаниям. Казалось, он привык к благодарности клиентов за то, что вечно бывает в нужное время в нужном месте. Однако, когда мы задали ему вполне доходчивый и целесообразный вопрос о том, в какой же фирме он трудится и номер их горячей линии, поскольку на самой машине это не было указано, и водитель в ответ опять-таки промолчал, это уже выглядело более чем странно.