Имитируя визг

— А вы, гражданка Образцова, сядьте на место, — ответили мне грозным тоном. — Про вас отдельный разговор. Я пока имею беседу только с Екатериной Михайловной. — Я раскрыла рот от праведного негодования и уселась обратно. Вот ведь как получается: Катя сделала умную вещь — слава ей. Юля же — садись на место. Несправедливо! — Так вот, Екатерина Михайловна, за это я вас, конечно, хвалю, — Любимова на радостях порозовела: акунинское «хвалю» значило очень многое. — Но ответь-ка мне, дорогуша, что было бы, не будь у тебя с собой телефона, а? Ну нет его, разрядился. — Катя бросила взгляд на подругу. — И у нее тоже не было бы. Украли, допустим. Молчишь? А я отвечу. Он порезал бы вас на фарш! Затем смешал бы с рисом и варил бы голубцы!

— Вы прямо Стивен Кинг какой-то, дядя Борис, — обиделась Михална. — Зачем же голубцы-то? И вообще, почему вы нас в чем-то обвиняете? Мы сделали все, как надо, иначе прохлаждаться нам сейчас на железных столах в ледяных стенах морга, а не сидеть перед вами!

— Нет, не всё! Не все вы сделали! На кой леший вы затеяли собственное расследование? Вы — две легкомысленные дуры, никогда не задумывающиеся о последствиях и живущие одним днем! Вы бы хоть о мамах своих подумали, эгоистки!

Я обижено надула губы, решив с Лысым больше не разговаривать. Катька же снова ринулась в бой, используя прием аргументации под названием «Лучшая защита — нападение»:

— Вы не правы. Как вам не стыдно нас в чем-то обвинять, вы же знаете, через что мы прошли! И при чем тут расследование? Маньяк вовсе о нем не знал. Да и откуда ему знать? Он всего-навсего ехал мимо, а мы попались под руку.

— Допустим, — чуть сдал позиции Акунинский. — Но какого рожна, ремень вас подери, вы уселись в незнакомую машину?! Этому с детства учат!

Теперь уже вскочила Катька: всякий спор всегда придает ей колоссальный объем энергии, чего не скажешь обо мне. Казалось, лишь покажи мне койку — я тут же засну, причем здесь же, на стуле, потому как дойти до этой койки у меня не хватит сил.

— Блин, мы не садились в незнакомую машину! — рьяно втолковывала она, веря в свою опровержимую правоту. — Мы садились в ТАКСИ! Потому что я опаздывала на собеседование! Откуда нам было знать, что… О боже! Работа! Мне надо на работу! — Любимова, припадая на одну ногу и морщась, заметалась по кабинету в поисках сумочки (мы от усталости совершенно забыли, куда их свалили), в которой был телефон, чтобы посмотреть время и, возможно, побежать на автобус, но Борис ее остановил:

— Какая работа? Начало седьмого!

— Да? А-а… — Катя опустилась на стул возле меня. — А вы почему на работе в таком случае?

— А я пока протокол не составлю, домой пойти не могу.

— Но зато вы сегодня раскрыли столько убийств!

— Ну это сильно сказано, еще многое предстоит проверить. А пока посмотрите на фотографии жертв маньяка. Для протокола. — Следователь по особо важным делам достал из толстой папки снимки и разложил их на столе. — Итак. Звеньева А.В., Орловская А.М., Миронов В.А., Миронова О.С., Макаренко К.К., Дудкина Р.С., Белов И.А., — я вздрогнула, разом вспомнив кровавое желе вместо живота друга и полную его еще теплой крови лодку, — и Антонич Э.Б. Итого восемь душ.

Я долго не могла понять, кого мне напоминает девушка со снимка. Наконец сообразила: оказывается, разом двух людей, вот почему я сперва стушевалась. Она была нечто среднее между убитой Алиской Орловской и… Лидкой Прониной! Такие же длинные светлые, немного вьющиеся волосы, тонкий нос, зеленые глаза, стройная, пышногрудая и, судя по всему, высокая. Только у Алисы волосы были рыжеватого оттенка.

— Это кто? — ткнула я в девушку со снимка, снятую уже после смерти в какой-то глухой подворотне на земле.

— Последняя жертва, Эвелина Антонич. Отец и мать до сих пор прийти в себя не могут, а также не могут пояснить, что там делала их дочка в столь поздний час. Но об этом нам поведает маньяк. А почему она тебя так заинтересовала? Ты с ней раньше встречалась? Где, при каких обстоятельствах? Уж не в той ли подворотне, где она и обрела вечный покой? И не видела ли ты сам момент расправы?

Нет, он считает, что я являюсь свидетелем всех-всех преступлений века!

— Конечно, не видела. И ее при жизни не знала, не тот социальный круг. Просто мне показалось странным, что она точная копия другой жертвы, Алисы, моей однокурсницы. О господи! — осенило меня догадкой. — А может быть так, что серийный убийца клюет на определенный типаж внешности?

— Может, — легко согласился следователь. — Если его обидела девушка, то он может таким образом «ей» мстить. То есть, убив главную жертву, он не успокаивается и убивает как бы «ее же» вновь и вновь. А может, главная обидчица по каким-то причинам вообще не может быть умерщвлена, но результат будет тот же. Однако в нашем случае все по-другому. Здесь не прослеживается никакой закономерности. Убийца убивал, когда чувствовал жажду крови, а не специально кого-то. Сама посуди, женщины все разные, возраст разный, внешность, профессии — всё. Плюс к ним трое мужчин.