Причин в то интересное время и в самом деле было множество… Но если в двух словах, то это массовая безработица и экономический коллапс. Меня очень угнетал тот факт, что простой, средний класс больше не являлся таковым, а находился на гране нищеты. А мне бы очень хотелось жить в стране, где этот же средний класс пребывает в комфорте и достатке. Напрягало также и общее положение, складывалось ощущение, что государство преднамеренно било абсолютно по всем фронтам: образованию, медицине, культуре, науке, искусству и, конечно же, экономике. Страна тогда находилась на самом дне, дальше падать уже было просто некуда. В атмосфере царил хаос и беспорядок. Так получалось, что наблюдая и осознавая весь этот угнетающий круговорот событий и перемен, последние годы меня просто одолевало желание вырваться отсюда. Про жизнь за границей я ничего не знал, никаких подробностей и тонкостей. Слышал от людей только то, что там лучше, чем здесь, и этого для меня было предостаточно, чтобы принять твёрдое решение. Давить на жалость или умолять я не хотел, это был не мой конёк, хотя знаю, что многим это помогало. Я же всегда чувствовал себя довольно уверенно, поэтому говорил прямо, без каких-либо намёков и умалений. Я продолжил:
— Могли бы вы чем-нибудь помочь в моём желании?
Это в принципе и был мой единственный, но самый важный вопрос. Ему тоже, по-видимому, понравилась такая конкретика:
— У тебя есть какие-либо определённые цели?
— Нет, — сказал я, — хочу просто уехать, пожить… посмотреть…
— Думаю, что смогу! — ответил тренер.
Он говорил спокойно и уверенно. Его, по-моему мнению, всегда можно было назвать человеком слова. Хотя и было в нём какое-то легкомыслие, но оно точно не шло в разрез с его ответственностью и надёжностью.
— Смотри, Роберт, — продолжал он, — ты можешь приехать. Я тебя могу встретить, поживёшь у меня какое-то время, а по ходу событий я покажу и расскажу тебе, что и как… И всё остальное… ты уже сам!
— Мне подходит! Большего я и не ожидал, — обрадовался я.
Он посмотрел на меня с улыбкой. Да, тренер довольно часто улыбался при встрече и при разговоре. Вероятно, ему показалось, что я не допонимаю всего масштаба эмиграции, всех нюансов и тонкостей, но они мне были ни к чему. Он стал рассказывать разные способы эмиграции: как люди всеми возможными и невозможными путями и уловками пытаются там легализоваться… Однако мне это было неинтересно. Я услышал то, что хотел услышать, а всё остальное меня интересовало постольку поскольку… В голове крутилось лишь одно, что если люди едут и остаются, и у них всё получается, то почему я не могу?! Я сидел и внимательно слушал все детали эмиграции, не перебивая. В конце, когда тренер уже, видимо, и сам устал от своего рассказа, он глубоко вздохнул и сказал:
— Ну… в крайнем случае ты ничего не теряешь! Если что-то пойдёт не так, государство купит тебе билет на самолёт и отправит обратно домой. Главное помни одну простую вещь — ты свободный человек! Ты сам вправе принимать решение! И никто… Запомни, Роберт, никто не может диктовать тебе что и как делать! Для свободного человека не существует ни преград, ни границ! Твоя свобода всегда в тебе!
Эту фразу я прочувствовал как никогда в этот момент, она осталась жить во мне и по сей день.
— И когда ты планируешь приехать? — спросил тренер.
— Как только получу визу. Не знаю, сколько это займёт времени, но я буду держать вас в курсе.
Мы обменялись номерами телефонов и попрощались. О нашем с ним разговоре я решил не распространяться среди друзей и знакомых, сказав об этом только родителям, но и они не восприняли это всерьёз. Только лишь потом, когда я зачастил по экскурсионным бюро, пытая счастья в получении визы, они поняли, что я настроен серьёзно и решительно.