Иммигрантка в западне щеголя (СИ)

— Анастасия, я много думал о нас и пришел к выводу, что мы не подходим друг другу. Поверь, дело не в тебе — ты милая, красивая, умная, замечательная, и ты еще встретишь в жизни того, кто по достоинству сможет тебя оценить, кто возьмет тебя в жены и не будет смотреть по сторонам, когда рядом пройдет какая-нибудь вертихвостка в короткой юбке. — Анастасия потеряла дар речи. — А я охотник, я не могу подолгу довольствоваться одной девушкой — мне не терпится завоевать другую. Такой уж я, и какой бы ты ни была совершенной — мне все приедается. Прости, что так говорю, но хочу быть с тобой честным. Помнишь, как-то ты спросила, когда мы говорили о Сюзанне, смогу ли я с легкостью расстаться и с тобой? Нет! Мне нелегко далось это решение, и уж тем более нелегко было пойти на этот разговор. Проще не объяснять, а ставить перед фактом, но ты заслуживаешь большего, поэтому я сейчас здесь краснею. Не считай меня последним мерзавцем и не вини, что наш роман не будет иметь продолжения. — Анастасия слушала, не веря своим ушам, а при слове «продолжения» с трудом сдержалась, чтобы не сорваться и не прервать его протестами, типа «у нашего романа продолжение точно есть», но терпеливо ждала, что же он еще придумал. — Мы можем остаться друзьями, если, конечно, ты захочешь этого, и тебе не будет противно видеть меня с Сюзанной. Я временно решил возобновить с ней отношения — твоя же нежность и любовь подтолкнули меня к ней в объятия. Если бы ты меня динамила, если бы отказывала хоть иногда во встречах, то, может, и не наскучила бы мне за эти два месяца. Но имеем то, что имеем — я прочитал тебя как книгу, и мне больше не интересно. Если мы не расстанемся, то мне придется читать по второму разу, а я боюсь зациклиться на одной книге — с меня все будут смеяться. Я не тот парень, который сделает тебя счастливой. Прости.

Анастасия так ничего и не сказала о беременности. Ей осталось только пожелать Льву счастья и найти ту книгу, которую захочется читать всю жизнь.

Глава ХХII

Они не виделись слишком долго по меркам Анастасии, но прошло не так много времени, чтобы мысли о нем уже не доставляли душевной боли.

Январский мороз разрисовал окно загадочными узорами. В них были и высокие снежные ели, и хрустальные замки с клумбами ледяных роз, и холодная синь небес точь-в-точь как цвет глаз Льва Зольтемана. Анастасия в выходные дни часто стояла у окна: грелась у единственной секции батарей и думала о чем-то своем.

Однажды в рождественское утро, вымыв посуду после завтрака в студеной воде и натянув рукава шерстяного свитера на замерзшие ладони, она положила руки на батарею, сидя возле подоконника, словно перед столом.  Баба Нина расчищала дорожки, Бимка, сливаясь со снегом, крутился рядом — невозможно было не заметить его радости по вилянию пушистым хвостом с темным кончиком. Его уши стояли торчком как у рыси, а на довольной морде чернело единственное маленькое пятнышко между прищуренных добрых глаз. Анастасия любила этого пса. Порой, глядя на него, она вспоминала, как плакала в детстве, когда Биму из фильма зажало лапу рельсами, а дальше досмотреть ей не разрешила мама и выключила телевизор. Досмотрела этот фильм Анастасия, когда уже ходила в школу, но все равно плакала от жалости. Теперь ей снова хотелось плакать, но уже по другим причинам.

Проносился настойчивый ветер, и голый высоченный тополь, и круглая яблоня все сильнее укутывались в нарядную шаль из снежинок. Сквозь редкие ветви дальних кустарников таких же серебристых и праздничных виднелась проезжая часть с мелькающими автомобилями. Вдоль дороги кое-где выглядывала сухая трава. В поисках семян на эти полянки осторожно опускались стаи синиц, а пара серых голубей проворно разгребала снег на тротуаре, где каждое утро случайные прохожие подкармливали птиц.

От повторяющихся вихрей и монотонности утренних картин мысли Анастасии уходили далеко-далеко в то недавнее прошлое, которое осталось там, где не стихают канонады тяжелой артиллерии. Она вспомнила своих подружек, их мечты о свадебных платьях, траурные венки и плач родных у могил. Охватила тоска, и, глядя на улицу, она почувствовала себя такой жалкой как Бимка, надломленной как ветка старого тополя, слабой как снежинка, кружащаяся в вихре, но живой и способной преодолеть любые трудности во имя своего ребенка.

Издали Анастасия узнала фигуру своей бабушки в карамельном пальто. Она возвращалась с рынка с пакетом продуктов. Бимка подбежал к ней и выпросил кусочек хлеба, но, лишь обнюхав его, снова принялся скулить. «Хитрец — хотел косточку!» — подумала Анастасия.