Иммигрантские Сказки

И тогда мы разработали план. Я позвонил в консульство Российской Федерации и спросил, что делать россиянке, моей знакомой, в результате несчастного случая потерявшей все документы. Дозванивался долго, но в итоге трубку взяла живая девушка. Она сказала, «есть два пути восстановления документов, один – для случая, когда человек хочет вернуться на родину, и второй – если не хочет. В первом случае нужно привести с собой двух человек, которые смогут подтвердить его личность, после чего в течение двух дней выдается разрешение на возвращение. Восстанавливать документы он будет уже на родине. Во втором случае делается запрос в УМФС РФ по месту прописки человека в год его отбытия за границу. Для этого надо принести в консульство все документы, которые у человека остались: свидетельства о браке, разводе, удостоверения, все, что с именем. Также ему потребуется оформить заявку на переоформление загранпаспорта. В России станут проверять, был ли человек прописан по тому адресу, который указал в консульстве, также в архивах и госучреждениях пройдет проверка соответствия имени человека с теми документами, которые он предъявил. Стоимость проверки и переоформления загранпаспорта составляет сто семнадцать долларов. Обычно она занимает чуть более трех месяцев, но бывают случаи, когда восстанавливать загранпаспорт приходится по полтора года. Все зависит от совокупности обстоятельств».

Вообще, под конец этого монолога мне и самому стало не по себе, но я решил передать. Я сказал ей: «Дайна, я узнал, нужно то-то и то-то». Я ждал, что она обрадуется, или разозлится, или истерически захохочет. Но она надолго замолчала. Мы тогда снова встретились, сели напротив «Москвы», я закурил… Кстати, дай сигарету. Спасибо. И вот, она молчала-молчала, думала о чем-то, вращала глазами своими огромными, которые одни лишь на лице у нее уже и были, и вдруг сказала:

– Я помню свой адрес в Риге. Анниньмуйжас, дом 27, квартира 53. Этот адрес я помню хорошо. А адрес в Твери – не помню. Я пытаюсь как-то ассоциативно выйти на него, пытаюсь вспомнить, как выглядели мои квитанции за квартиру… куда я шла с работы… и ничего не помню… я помню, что моего второго мужа звали Вадик. И что он пил. Это все ушло куда-то, будто бы я спала, видела сон, долгий, проснулась и пытаюсь вспомнить детали, а они утекают из рук песком.

– Если хочешь, – сказал я тогда, – мы с Ритой подтвердим твою личность здесь. И ты уедешь домой.

– Домой? И что?

– Ну не знаю. А как еще? Ну можно еще ко мне. Мы что-то придумаем. Я подниму хай, скажу, что они лишают пенсионера права устроить личную жизнь. Поднимем архивы иммигрейшн. Посмотрим, что у тебя с гринкартой. И ты хоть с завтрашнего дня, с сегодняшнего, можешь у меня жить. Это точно лучше, чем в твоей конуре, или в общаге, или в шелтере.

И вот про шелтер я… зря сказал. Она фыркнула, замолчала, потом говорит:

– Если ты говоришь о шелтере, то считаешь меня бездомной? Так понимать?

Я говорю, «прости, извини, ерунду смолол, да и вообще, при чем тут бездомная, я вообще не ставил цели тебя обидеть».

– Это мой дом, там, внизу, – говорит она, – какой бы ни был, все равно мой, пока рент плачу. И я все время форточку закрываю, когда ухожу. Знаешь, зачем? Воровать там, конечно, нечего. Просто, если будет потоп, и форточка будет наглухо задраена, есть шанс, что затопит не все.

Мы еще немного посидели, я покурил. И она говорит: «Я все думаю, может, он ее обижает? Не разрешает общаться с матерью? Может, он ее запер? Может, она к телефону не может подойти?»

– Я не знаю.

– Игорь, знаешь, сколько мне лет?

– А есть разница?

– Шестьдесят два. Скоро пенсионный возраст. Но пенсии у меня не будет. Буду работать, убирать. Вон Рене, в соседнем доме живет. Ей восемьдесят три, и тоже без документов. Но она бойкая старушенция, она, такое ощущение, лет десять точно протянет, хотя… кто знает. Я не знаю. И Рита не знает. И ты не знаешь.

И мы опять посидели, я покурил, она встала, подошла к ограде, пересела на нее, чтоб смотреть на меня в упор. Улыбнулась. Раз, другой. И говорит:

– Интересно, как хоронят таких, как я?

Я не знал. Мне нечего сказать было. Оставалось три дня до ее решения. Я считал.

Она сползла с ограды и похромала в сторону дома. Прошла метра три, обернулась, говорит: «Увидимся». И пошла дальше.

И не стало ее.

– То-о есть? – спросила Лена.