Тони удивительно живописно воображает, как открывает ванную комнату поутру — а там Локи чистит зубы, гаденько плюётся — так, что брызги летят на зеркало и застывают белыми мухоморными крапинками — и с клокочущим звуком полощет горло, одновременно напевая какую-нибудь попсу.
Его передёргивает — ровно в тот момент, как «Форд», подумав, трогается с места.
— А мы доедем до Западного побережья?
Локи ёрзает на месте, оглядывается с пренебрежением. Трогает пальцем освежитель воздуха, который издевательски попахивает сосновой свежестью — будто в домике у озера среди леса, только, конечно, хуже. Лезет в бардачок и никак не может закрыть дверцу снова.
— Старк, почему молчишь?
— Думаю, врать богу обмана — это грех или наоборот. И совру ли я, если скажу, что доедем.
— Ты вроде как искусный механик, — небрежно бросает Локи и начинает перебирать аудиокассеты, не поднимая взгляда.
Тони качает головой.
Такого в его жизни давно не было: завернул домой, собрал рюкзак, кинул на заднее сиденье, сел и безответственно поехал куда глаза глядят. Прочь из этого серого квази-Нью-Йорка, вдаль по шоссе, на Западное побережье: Локи убеждён, что «здешних главных», к которым у него убедительный разговор, надо искать в Городе Ангелов. Честно, Лос-Анджелес тут так и называется. И, говорят, там места уже не для самоубийц. Вроде как именно туда и должен был попасть Тони Старк — на вечный праздник, уготованный тем, кто пожертвовал собой.
— Может статься, там и солнце сияет, — бубнит Локи, рассказывая что-то про Город Ангелов. — И есть чизбургеры с сыром.
— И шарфы из кашемира и шёлка, а не из туалетной бумаги с люрексом?
— Ты неотёсанный, — бросает в ответ мёртвый бог.
Наверное, выглядит со стороны декадентски или артхаусно. Плохо, в общем, и странно. Но Тони чувствует себя почти нормально: вся его жизнь была гораздо страннее.
Надо просто избавиться от Локи, и снова будет покой, и будут сны про дом по ночам. В задницу вечные праздники.
— «Джой Дивижн», — читает Локи на торцах кассет. — «Джой Дивижн». Ещё «Джой Дивижн». А есть что-нибудь не такое мрачное?
— А то что, захочется покончить с собой?
— Или хотя бы хорошее. Чайковский. Григ. Адан?
— Они были в бардачке, когда я купил эту тачку. Потом нашёл одну кассету «Эй Си Ди Си». Обрадовался… если так можно сказать. И через несколько дней уронил её в дыру под сиденьем.
— У тебя дыра под сиденьем?!
— Я её заварил. Я ж искусный механик. Не бойся, не провалишься.
Локи одаривает Тони красноречивым взглядом. Находит наконец кассету другого исполнителя и после недолгих проб и ошибок вставляет её в магнитолу.
Наблюдать за тем, какой Локи жутко гордый, самостоятельный и безнадёжно несведущий в устаревшей технике — одно удовольствие. Впервые хочется улыбнуться, но уголки губ не поднимаются, так положено.
Через несколько аккордов лицо Локи кривится.
— Что это?!
— Цыганский панк. Группа «Гоголь Борделло», — поясняет Тони.
— Ладно, — решает Локи, морщась и придерживаясь за ручку над окном. — Хотя бы звучит весело.
Ну и пусть этот «Форд» вот-вот развалится.
Приятно, оказывается, просто ехать вдаль по пустому шоссе под бодрую музыку, не думать о завтрашнем дне и надеяться на скорое избавление от недовольного асгардского недоразумения.
Тони даже не понимает: он с самой смерти ни на что не надеялся.
***
Локи хочет ехать без остановок — но Тони наотрез отказывает.
— Мы будем останавливаться в мотелях, — говорит он в первый же вечер. — Я буду спать.
В самом деле, после смерти нашлось что-то хорошее. И вечная невесёлая шутка про «высплюсь в гробу» оказалась вполне себе правдой.
Тони согласен ехать с Локи хоть к дьяволу на рога, только чтобы там рассмотрели его жалобу. Отослали его из монотонного загробного покоя Тони. Вернули обратно, к Тору.
Может, тот с расстройства похудеет снова.
Но вот не спать Тони не подписывался, и поэтому ночью они тормозят у первого попавшегося мотеля. Что на том свете есть мотели, конечно, удивительно; но в отличие от того, что на том свете есть ещё и Локи, это приятное удивление.
— Вам один номер? — спрашивает администратор, и Тони убеждает себя, что это у него родимое пятно такое на правом виске.
— Один с двумя кроватями, — отвечает он.
— Может, я не хочу спать с тобой в одном номере, — встревает Локи.
— У меня на это три причины, — заявляет Тони, забирая ключ. — Во-первых, я тебе не доверяю и хочу следить за тобой. Во-вторых, я храплю. В-третьих, я хочу, чтобы ты страдал от того, что я храплю.
— Но…
— Ты вообще готов поселиться со мной в одной квартире. Наслаждайся репетицией, соседушка.
Вообще, конечно, Тони надеется, что Локи вырубится зубами к стенке, пока он в душе. Точнее, в общей ванной, одной на этаж, с мерзким зеркалом на стене. Когда ходишь одетым, спишь одетым, в собственной ванной видишь себя в зеркале не ниже шеи — всё в порядке, а тут приходится вспомнить: реактор погас. Можно сколько угодно стучать по нему пальцем, но но не загорается голубым светом — хотя Тони вроде дышит.
Всё не по-настоящему и зря.