Иммунитет II (СИ)

Бульдог, укладывающийся в ногах Сивиллы на ее собственной кровати, как ни странно, возмущения у временной хозяйки не вызвал ровным счетом никакого. Даже заснуть ей удалось удивительно легко и спалось прекрасно.

А вот проснулась она от чужого теплого дыхания в шею и легкого касания губ. Она вздохнула и приоткрыла глаза, уже зная, что, точнее, кого увидит. Да уж, это был совсем не пес, раз даже камин разжёг. Сириус Блэк, чисто вымытый, накормленный еще с вечера и тоже, видимо, отлично выспавшийся, хитро щурился на нее из-под длинных темных ресниц. Ей бы такие. Впрочем, зачем они ей?

Мужчина нахально улыбался ей в лицо и продолжал исследовать руками ее тело везде, куда мог дотянуться. Сивилла вздохнула. Кобель.

— Все же ты слишком много времени провел собакой, — заметила она, наплевав на «доброе утро», визги, истерики и прочие глупости, вроде бы полагающиеся приличной девице, обнаружившей поутру в своей постели малознакомого мужчину.

Блэк прекратил поползновения и удивленно посмотрел на нее.

— Что-то не так?

— Конечно, раз ты бросаешься на такой суповой набор, — она обвела рукой свое тощее тело, поправила почти полностью сбившуюся ночную рубашку и прикрылась одеялом. В комнате было еще довольно прохладно.

Сириус замер было от неожиданности, но потом понес что-то насчет изящных девушек и утомленных несчастных узников, томящихся в их отсутствие.

«Мерлин, какая ахинея… и это он — мне! Обидеться, что ли?»

— Знаешь, Блэк… думаю, резиновая женщина сейчас тебе помогла бы лучше, чем я.

Вот тут он, кажется, обалдел окончательно.

— Ты откуда вообще про такое знаешь?

Сивилла фыркнула.

— Я училась всего курсом младше вас, между прочим, так что уже давно большая девочка. А что именно я повидала и как — не твое дело, Блэк.

— Неужели я когда-то успел тебя обидеть?

— Меня? — она рассмеялась, немного хрипло, немного горько. — Нет, не меня. Других примеров было достаточно, чтоб держаться от тебя подальше.

— Но я никогда… я ничего не делал, если они сами этого не хотели!

— В том-то и дело. Дурак ты, Блэк.

— И вот теперь единственная женщина, которая согласилась приютить несчастного Бродягу, отказывает мне… За что, Сивилла?

— Ну, пока я тебя не выгоняю, но мысли были, не скрою. Просто я давно уже не женщина, хм, Сириус, раз уж ты решил перейти на имена. Я ощущаю твои руки, твое дыхание, губы… но ничего не чувствую по этому поводу.

— Это… как, прости?

— Что такого непонятного я сказала? — Сивилла начала действительно закипать. Ей еще никогда не приходилось говорить об этом с кем-то, она умела виртуозно избегать подобных тем. Но сейчас… Она что, должна срочно убегать из собственной кровати, что ли? Это уж слишком. Он хочет знать? Ладно. Пусть пеняет на себя.

— Я уже почти и не человек. Я — только голос и эти проклятые глаза, которые видят слишком много. Я давно не чувствую ничего, кроме страха. Страха и усталости. Успокойся, я боюсь не тебя, Блэк. Боится только крохотная моя часть, которая еще цепляется за этот дурацкий мир. И всего двух вещей — новых пророчеств и Грима. Ты знаешь, вы похожи, когда ты та, другая собака. Только ты на самом деле не страшный, я уже поняла. Да и он, наверное… Как-нибудь я это точно узнаю.

— Ты… больна? — Сириус встревожился и сам себе удивился. В конце концов, кто она ему? Но почему-то все, связанное с ней, было важно.

Желание отступало, как вода во время отлива. Почему-то его тревожила эта женщина, странная, некрасивая, грубоватая, несмотря на всю внешнюю хрупкость, с пропитым и совсем не мелодичным голосом. Прямая, как… таких просто не бывает. Ее ломкий, деланно равнодушный голос странным образом расцарапывал что-то глубоко внутри, горькие слова впивались занозами, но не слушать их он не мог. Он хотел понять.

И он получил сполна. Ее дар-предвидение, дар-проклятие… Дар, сжигающий заживо. Способность становиться тем, в чьи глаза она смотрит, и переживать самое ужасное, что его ожидает в жизни. Теперь он понимал, почему во всех историях провидцы были отшельниками. Мерлин, кто придумал притащить ее в школу, где столько глаз?! За что? От такого кто-то сходит с ума, кто-то сам заканчивает счеты с жизнью, а кто-то тихо сгорает, как она. Тихо и страшно.

— И вовсе не страшно, вот утомительно, это да. И почему тихо? Я здесь нечто вроде записной заполошной шарлатанки, — улыбнулась она.

— Ты можешь читать мысли?

— Ты не замечаешь, когда начинаешь думать вслух? Ах да, прости.

— Что прости?

— Синдром одиночной камеры. Там было тихо?

Сириус передернулся. Она увидела еще и это…

— Да. Очень.

— Прости, — повторила она.

— Да ладно. Может, где-то есть специалисты, кто умеет обращаться с таким даром, как у тебя? Нельзя же так…

— Я не знаю. Мне никого не нашли.

— А кто искал?

— Родители, родственники… Все наследство на это спустили. Директор, декан — когда начал проявляться этот гребаный дар. Подобные мне, оказывается, рождаются исключительно редко. Лично я думаю, что вообще зря рождаются.

— Как ты можешь так говорить?

— Да потому что вы все идиоты. Потому, что это самый дурацкий и нелепый дар из всех возможных.

— Но почему?