— Простите, Ваше Величество! — Унфельдт растерял свою уверенность. — Конечно. Столько навалилось за последние дни, порой философией и можно прикрыться от усталости. Мне видится ситуацией следующей: у России сильная армия, но значительно ослаб дипломатический корпус. Вице-канцлер Трубецкой только фамилией и известен. Иван Неплюев жесткий политик, это я узнавал еще от коллег. Но Неплюев — петровский дипломат, топорный, прямой, привыкший решать проблемы через силу. Необходимо Россию выводить на переговоры и использовать ее же успехи себе во благо. Думаю земли части Валахии с Бухарестом, часть Сербии нам пригодятся. Болгарию нужно делать независимой, Сербию тоже.
— Петр III признал ребенка сербки, по отцу которой еще был запрос о генеалогии через Академию Наук. Кто там она? Правнучка Чингисхана? Или Юлия Цезаря? — спросила Мария-Терезия, ухмыльнувшись.
— Сын императора и сербки провозглашен потомком Милоша Обилича, — сказал канцлер и стал ожидать закономерного вопроса.
— И чем это нам грозит? — императрица развела руками, приглашая продолжать рассказывать.
— По крайней мере, становится понятным, что русский император уготовил своему сыну сербскую корону, — сказал канцлер.
— Я вот думаю, Антон, а может Фридрих и не самый опасный хищник в лесу? Может, мы просмотрели другого, более кровожадного зверя? — задумчиво спросила императрица.
— Мы не можем заключать сепаратного мира с Пруссией, нас не поймут ни французы, ни собственные подданные. Богемия под гнетом прусского сапога, Силезия уже давно стонет от прусской плетки. И нам просто не с кем начинать войну с Россией. Но я проработаю вариант со Швецией и с Польшей. Если Россия спотыкнется о прусский штык, то можно будет способствовать началу избиения злого медведя в нашем лесу, — сказал фон Унфельдт.
— Держите на контроле этот вопрос не мене, чем прусский. И успокойте наши газеты, они сильно раскричались об русской опасности. Проработайте вопрос о том, что Константинополь стал вольным городом, — повелела Мария-Терезия и сделала вид, что аудиенция закончилась.
Канцлер, идя по дворцовым коридорам размышлял, что не так уж и плохо, что русские взяли Константинополь, те же французы, да и англичане будут крайне недовольны. Того и гляди, через год драки, объединятся против общего врага. Тогда Россия не выстоит. Хотя, канцлер и не знал, насколько сильна Российская империя. Как-никак, но сейчас русский император по сути ведет три войны и везде побеждает: Персия, Османская империя, да и Пруссии пока не проиграл сражение, правда и не выиграл.
— Она презрела все древние капу [кодекс поведения]. Она позволила не только видеть себя, прикоснуться к себе, но и зачала ребенка, который родится полузв ерем. Это попирание всех наших традиций. Она растоптала свой народ и теперь недостойна быть даже подругой мо-и [верховный вождь]. Это говорю вам я, али-и [вождь] Кеоколо, — вещал с небольшого холма почти обнаженный, весь татуированный, мужчина с бугрящимися мышцами.
— Но, почему ты, Кеоколо, не заявил о своих правах ранее, когда белые люди с железом, только приплыли? — говорил али-и Кивихеуло. Когда пришлые люди помогли нам с железом, когда они расчищали и засевали поля, когда отдавали нам свои теплые одежды? Почему ты, Кеоколо, не заявил о своих правах? Почему, когда иные мо-и пошли войной на нас, и пришлые их убили, ты не заявил о своих правах, али-и Кеоколо? — пожилой мужчина с некогда сломанной и неправильно сросшейся ногой, оставшийся до конца жизни хромым, умел быть благодарным и понимал, что те перемены в жизни, которые принесли пришлые, несут больше добра, чем зла.
— Старик, как можешь ты иметь право голоса и считаться али-и, если уже пять лет не водишь воинов на битву? — говорил молодой и сильный мужчина, блестя телом, намазанным маслом.
— Пусть так! Но я никогда не был дальше от врага, чем твой отец, — сказал пожилой али-и.
— Метни копье в меня, старик, а после я убью тебя своим! — сказал Кеоколо и лихо спустился с холма.
— Я готов умереть за королеву Лилиуокалани Первую, ибо она носит под сердцем наше общее будущее. Знайте же, воины — если вы сегодня и победите, то белые люди придут вновь, и тогда они не станут чтить наши капу, убьют наших женщин, а мужчин заставят выполнять всю работу. Мы должны учиться у них, становиться вровень, и даже выше, пришлых. И тогда наш народ займет достойное место. Знайте же, что это русские, но есть иные народы, на таких же больших лодках, и они могут быть не столь доброжелательны! — говорил Кивихеуло.
— Что ж, старик, ты сказал то, что хотел, а я тебя слушал, — сказал молодой вождь высокого ранга и отошел шагов на двадцать. — Бросай свое копье!