ИМПЕРАТОР

Дело спорилось! Шлягер арендовал в психиатрическом корпусе Лефортовской клинической больницы часть коридора на первом этаже и несколько пустующих палат. Когда-то в советские времена в палатах нельзя было протолкнуться от пёстрого и оголтелого народа. На каждой койке лежало по пациенту. Кого тут только не лечили! Каких неврозов, неврастений, психических извращений, каких только навязчивых состояний и прочих курьёзов здесь не наблюдалось! Сколько защищено было докторских диссертаций! Сколько, в конце концов, самих докторов, заразившихся чужим безумием, успокоили эти палаты! Но в последние времена жизнь психиатрического отделения замерла, коридоры опустели. Толпы бесноватых, освободившись из смирительных рубах, хлынули в мир. Теперь пространства больницы редко оглашались воплями несчастных. Долетали изредка из-за стен невнятные шорохи, вздохи, бормотания, стоны, тихие шаги, перезвяк посуды, и только.

Нынешнее население было немногочисленно. Бродил по длинным коридорам горбун в сером армяке, подозрительно глядевший на всякого встречного. Прятался по тёмным углам маленький молчаливый человечек с огромными задумчивыми глазами на треугольном детском личике. Иногда показывалась откуда-то иссохшая горбоносая старуха, местная достопримечательность. Но пропадала, не дав себя разглядеть. Был даже интеллигентный, очень приятный на вид старичок. Этот непрерывно что-то бормотал, как будто молился. Венчик белых волос пушился вокруг лысины. Приглядывала за ним тихая старушка, по-видимому жена. Когда Бубенцов, засидевшись допоздна, ночевал на свободной постели, ему приходилось засыпать под уютное бормотание старичка. Заведовал отделением импозантный, аристократичный сангвиник с большими, влажными глазами и с толстым носом, постоянно забитым мокротами. Он был приверженцем новых веяний в психиатрии, использовал смесь различных методик, но кое-что добавлял и от себя. Ассистировали доктору две красивые девки, что подлечивались тут от наркомании.

За порядком надзирал охранник с покатыми, толстыми плечами и угрюмым, бровастым лицом. Говорили, что в девяностых в звании полковника уволился из комитета госбезопасности. Дарвинист разглядел бы в нём боковую ветвь человеков, произошедших не от обыкновенной мелкой макаки или шимпанзе, как большинство народа, а от солидной гориллы. На самом деле добрейший, хотя, к сожалению, весьма недалёкий, туповатый человек. Через какое-то, очень небольшое, время Бубенцов узнавал лица насельников дурдома, с некоторыми даже здоровался кивком головы.

4

Место для офиса выбрано было исключительно удачно! Тихое убежище, огороженное высокой чугунной решёткой, заросшее деревьями и кустами сирени. Между больничными корпусами располагался небольшой искусственный пруд. Такой, какой и полагалось бы иметь при каждом психиатрическом отделении. Вода успокаивает больных и здоровых. На закате Адольф Шлягер любил приходить сюда, чтобы швырнуть камень-другой в тихую гладь пруда. Глядя на затухающие волны, он умиротворял своё собственное волнение.

Когда Адольф впервые привёз сюда Бубенцова, чтобы показать поле их будущей деятельности, Ерошка, едва войдя на территорию клиники, почувствовал необычайное волнение. И было отчего прийти душе его в радостное смятение. Он узнавал эти места! В больнице много лет назад провёл он две счастливейшие недели. По забавной прихоти случая офис располагался напротив терапевтического отделения, где прошли самые лучшие дни его юности. Бубенцов указал Шлягеру на четырёхэтажное здание старинной постройки. Здание из красного кирпича теперь стояло с запылёнными окнами, было пусто, безжизненно. Ерошка обошёл каменную беседку с колоннами, потрогал чугунные скамейки, погладил скульптуру Лаокоона с отбитой рукой.

— Ты представляешь, Адольф, — радостно озираясь, говорил Бубенцов Шлягеру, — здесь я от армии косил! Лежал на обследовании. Моя койка стояла вон у того окна на третьем этаже. Да-да, у водосточной трубы. Угловое. А в этой беседке мы пили вино. По трубе спускались. Видишь, кусты сирени сохранились до сих пор. Нас тут было человек десять, призывников. А какие песни пели нам девушки из музыкального училища! Верка меня к ним ревновала. И не зря... Эх, Адольф!..

— А вас не смущало соседство психов?

В ответ на пренебрежительное и братское «тыканье» Шлягер упрямо и даже с некоторым вызовом обращался к Бубенцову исключительно на «вы». Подчёркивая тем самым своё духовное превосходство.

— Да ты что? Даже забавно было, — сказал Ерошка. — Там один параноик влюбился в мою Веру. Подходил неприметно, становился за кустом сирени и мычал: «Вера, забери меня отсюда!» — Бубенцов вздохнул и покачал головой. — Вера жалела его. А мне смешно было. «Веня, забеди бедя...» Молодой был, дурной.

Уже давно вступили они в вестибюль, прошли коридором.

— Здесь повесим картины, — говорил Шлягер. — Нехорошо, когда слишком голые стены.