Император Африки (СИ)

Негры же, исключительно ветреные люди, если дело касается малозначащих вопросов, но весьма упрямы в своих заблуждениях. А потому, установленные мною правила были просты. Каждый должен работать, а если нужно, то в любой момент пойти воевать за меня.

Я пытался внедрять плановую систему, и даже ввёл дифференцированную оплату, в зависимости от вложения труда каждого отдельного негра, или его семьи, в каждой деревне. Это касалось, в основном, общественных работ — постройки дорог, зданий, посевов полей и подобного. Всё остальное каждый зарабатывал себе сам.

Система пока работала весьма слабо, и здесь я надеялся на поселенцев, которых становилось всё больше, и кроме подданных Российской империи, прибывали и из других стран, но мало. А пока я заказал паровые молотилки и трактора в САСШ и дал задание привлечь наёмных работников, и даже фермеров из Америки, пообещав им землю.

Трактора ещё не прибыли, но места для станций МТЗ уже организовывались немногими оказавшимися у меня европейцами. Война — дело тяжкое, и продовольствия не напасёшься. Но у меня был почти год, и в жарком климате Африки я рассчитывал на большие урожаи, но посмотрим.

Глава 11 Свадьба № 2

В Хартуме достраивали коптскую церковь, в которой планировалось проведение бракосочетания с турецкой невестой, о которой ещё никто и не знал. Время шло, медленно подкрадывался 1901 год, пока, наконец, не наступил. Церковь была достроена, а невеста доставлена мне в сопровождении Актюб-паши (Генриха фон Рибердорфа).

Девушка была и мила, и застенчива. Нрава доброго, голубоглазая и русоволосая, с нежной белой кожей. Дочерям она должна была понравиться. Старшей, Мирре, уже исполнилось двенадцать, а младшей, Славе, целых десять лет, обе они находились в Баграме, откуда иногда приезжали ко мне.

Девочки росли, и уже через несколько лет их можно и нужно было выдавать замуж, но вот за кого, этого у меня в мыслях пока не было. Всё было неясно и туманно.

Луиш стоял в новой церкви и заворожённо смотрел на процесс венчания раба божия Иоанна и рабы божией Анны. Накануне Фехиме-султан окрестил отец Кирилл и нарёк её именем Анна. И теперь она стояла, укрытая свадебными нарядами, внимая чуждые ей песнопения.

Гостей было немного, только самые необходимые, а корреспондентов не было вообще. Везде ходили свирепые чернокожие патрули. С некоторых пор я предпочитал не доверять белым людям. Чернокожим тоже следовало доверять только наполовину.

Но тут, как в том пошлом анекдоте про Чапаева, всё дело в нюансах. Негры и другие племена, населявшие захваченные мной территории, искренне верили в то, что я могу лишить их души, и были мистически ошарашены личностью Мамбы. Они считали меня Великим унганом, прекрасно знали, сколько раз я избегал смерти, причем самым мистическим образом, оттого им в голову и не приходило ослушаться меня, а тем более, напасть.

Другое дело европейцы, этим тоже было страшно, но они приезжали в Африку на месяц, не жили здесь никогда, и ещё не привыкли бояться, не понимая, что происходит вокруг. Те же из европейцев, что находились здесь дольше, и пообтёрлись, уже не были так категоричны и предпочитали не лезть на рожон.

Свадебная церемония обошлась без неприятных событий, размеренно и чинно, после чего Луиш с Марией поздравили нас и мы укатили во дворец. Первая брачная ночь прошла штатно. Невеста, ставшая женой, подарила то, что могла, царь получил то, что полагается, и благополучно забылся в сладком сне рядом со счастливой женой.

То, что Анна была по-своему счастлива, было видно по её радостно блестевшим глазам. Она вырвалась из-под домашнего ареста во дворце Йылдыз, в который была заключена вместе со всей семьёй Мюрада V, она вышла замуж, и не за шестидесятилетнего старикана, а за взрослого сорокалетнего мужчину.

А то, что Мюрад V медленно спивался и на почве этого страдал психическими отклонениями, не добавляло надежд ни самой двадцатишестилетней девушке, ни её родным братьям и сёстрам.

Предложение выйти замуж за чернокожего повелителя негритянского Судана она восприняла скорее с радостью, чем с огорчением. Её отец, громко возмущавшийся поначалу, что его дочь перейдёт в христианскую веру, потом, напившись крепкого вина, забылся в тяжёлом алкогольном сне, махнув рукой на эту проблему.

Сколько раз Фехиме, сидя перед зеркалом, мечтала о любви, надеясь выйти замуж за молодого и красивого бея, пашу, или за любого юношу из уважаемой и знатной турецкой семьи. Но не сложилось, и теперь она замужем за сорокалетним чернокожим мужчиной, который сейчас лежал рядом с ней, подложив одну руку под голову.

Его плотное тело было усеяно многочисленными шрамами, особенно много их было на грубом негроидном лице, но они не отталкивали. Мужчину шрамы украшают, а не уродуют, так считала не только она, но и все девушки того времени. Сейчас, когда он спал, не видно было его удивительно умных, всё понимающих глаз.