Император Александр I. Политика, дипломатия

«Испанская династия, — говорит Стадион, — заслужила свою судьбу: она первая вошла в союз с Францией и служила ей с необыкновенным усердием. Ее гибелью Провидение нас предостерегает. Надобно воспользоваться предостережением и готовиться к борьбе». Воинственность овладела и эрцгерцогом Карлом. «Планы Наполеона стали ясны, — говорил он. — Нечего спрашивать, чего он хочет: он хочет всего». Стали вооружаться, но было хорошо известно, что малейший шорох оружия поднимал Наполеона; Меттерних должен был выдержать публично его выходку: 15 августа, в день своих именин, на приеме дипломатического корпуса Наполеон громко говорил Меттерниху: «Ваше вооружение во всяком случае неполитично, возбуждая неудовольствие во Франции и России. Более 500 писем первых купцов в Вене говорят о предстоящем разрыве; у вас публично оскорбляют французов и немцев из государств Рейнского союза: я не могу этого спокойно сносить». «Цель наших вооружений экономического свойства, — заметил Меттерних, — и, кроме того, она служит для сохранения равновесия в Европе». «Оставьте эти пустяки, — сказал Наполеон. — Ваши побуждения мне известны; ваш двор хочет вмешаться в турецкие отношения, чтоб противодействовать Франции и России. Но в вашем интересе щадить меня и Россию; обманываетесь, если думаете, что можете противиться нам обоим. Если вы хотите войны, то зачем вы ее не объявили, когда я стоял на Немане; а теперь это была бы глупость, подобная прусской глупости. Я считаю войну неизбежною, и если ее не будет, то благодаря только русскому императору. Ваши вооружения заставляют и меня вооружаться, а это разорит Германию. Я сделаю двойной набор в этом году, и если мне недостанет мужчин, то я выставлю против вас женщин. Вы соберете 400.000, а я соберу 800.000; вы доставите мне финансовые средства. Два раза я был господином ваших владений и отдал их вам назад, а вы не стали умнее. Если вы не разоружитесь, то война неизбежна — война решительная, не на живот, а на смерть: или вы будете в Париже, или я в сердце австрийских владений. Ваши вооружения не нравятся в Петербурге; Александр вам объявит, чтоб вы разоружились, и вы разоружитесь, но тогда я не вам буду благодарен за сохранение спокойствия в Европе, а царю, и я вас не пущу к решению важных, вас касающихся вопросов, я буду вести дело вместе с Россией, а вы будете только смотреть».

Через несколько дней Меттерних явился к Наполеону с известием, что вооружения Австрии прекращаются. «Будемте говорить с вами как частные люди, — отвечал Наполеон. — Никогда я не думал, чтоб Франц, Стадион или Карл хотели войны; вы в дурных отношениях с Россией, поэтому не можете объявить мне войны; но я боюсь, что вы вовлечетесь в войну со мною по ложным слухам. Вас испугали испанские события; вы ждете, что и с вами то же будет. Но какая разница! Испанией я должен был овладеть для обеспечения моего тыла; Годой, вместо того чтоб увеличивать морские силы, увеличил сухопутные; трон занимали Бурбоны, мои личные враги: они и я — мы не могли одновременно царствовать. Я делаю различие между домами бурбонским и лотарингским». «Угодно заключить с нами союз? Я готов вступить в переговоры», — сказал Меттерних. «Для этого нужны прелиминарии; скажите императору Францу, что я считаю все поконченным».

Предложение союза было вовсе не кстати для Наполеона: он ехал в Эрфурт, и до результатов свидания с русским государем нельзя было входить ни в какие определения отношений. Понятно, какое значение должно было иметь для Австрии эрфуртское свидание, как желали в Вене знать, что там будет происходить, что будет говориться об Австрии между двумя решителями судеб Европы. Талейран советовал самому императору Францу поехать в Прагу и потом неожиданно явиться в Эрфурте. Но приехать незваным-непрошеным — это было бы верх неприличия и забвения своего достоинства. Говорили, что Франц должен упасть среди двух императоров, как бомба, но бомба пугает, тогда как Франц своим появлением никого испугать не мог. Его можно было сравнить не с бомбой, а с резиновым мячом. Не сочли приличным послать и кого-нибудь из эрцгерцогов; хотели, чтобы Меттерних сопровождал Наполеона в Эрфурт: Меттерних обратился к преемнику Талейрана в заведовании иностранными делами Шампаньи и получил отказ. «В Эрфурте, — говорил Шампаньи, — будут уговариваться, какими средствами принудить Англию к миру, Австрия тут ни при чем».