Герцог готов был принять предложение шведского короля Густава IV служить под шведскими знаменами против наполеоновской Франции; готов был принять начальство над английской экспедицией в Мексику или Буэнос-Айрес, или на Ионические острова. В 1808 году он явился в Гибралтаре, чтобы принять участие в испанском восстании против французов, но не был допущен до этого англичанами по представлениям Людовика XVIII. В 1814 году, когда возник вопрос о том, кому занять праздный престол французский, то мысли об удобствах младшей линии Бурбонов перед старшею необходимо пошли в ход; их разделял и император Александр; но существовало сильное возражение: старшая линия имела преимущество пред всеми другими соискателями по законности, легитимности; как скоро начала этой законности нарушались и выставлялись выборы, то герцог Орлеанский не имел преимущества пред другими соискателями: почему, например, его должно было предпочесть Бернадоту? Людовику-Филиппу оставалось продолжать заявлять свое сочувствие к новой Франции, заявлять свой либеральный образ мыслей, чем он приобретал расположение русского государя; так, он принял поручение императора Александра внушить королю Обеих Сицилий о необходимости переменить прежнее поведение на более либеральное. Советы, подкрепленные именем могущественного императора, решителя судеб Европы, подействовали: палермский кабинет поспешил засвидетельствовать, что король постарается мудрым управлением уничтожить невыгодное впечатление, произведенное на императора Александра его прежним поведением; что дурной советник, именно духовник королевский, потеряет прежнее значение и не будет вмешиваться ни во что. Между тем Людовику-Филиппу оставалось дожидаться, пока старшая линия будет низвержена вследствие своей слабости, и он принял это выжидательное положение — положение ворона над умирающим.
Но Людовик-Филипп, предвидя низвержение старшей линии, не понимал ясно главной причины этого низвержения: не понимал, что для Франции нужно правительство сильное, король, сильный своими достоинствами, энергический, способный стоять наглядно в челе народа, способный давать чувствовать, что сильная рука правит, направляет и умеряет движение. Употребляя самые легкие средства для обращения на себя внимания недовольных старшей линией, либеральничая и популярничая, усиливая болезнь, которою страдала Франция, потому что эта болезнь была ему выгодна, Людовик-Филипп вовсе не обладал средствами по достижении своей цели остановить развитие болезни. Он страдательно дал себя в распоряжение обстоятельствам; это страдательное положение, бывшее следствием слабой природы человека, в свою очередь, разумеется, не могло развить в нем силы, энергии. Таким образом, и младшая линия Бурбонов в своем представителе оказывалась несостоятельною. Восстановленные Бурбоны думали, что они возвращаются владеть отцовским достоянием, и не понимали, что они должны завоевать Францию, как завоевал ее Генрих IV; Франция 1814 года была похожа на сказочную богатырку, соглашавшуюся отдать свою руку только тому богатырю, который прежде победит ее в бою; между Бурбонами обеих линий не было ни одного такого богатыря.
К этим неблагоприятным условиям, заключавшимся в личных свойствах членов восстановленной династии и в их взаимных отношениях, присоединялось неблагоприятное отношение массы французского народа к этой династии. Масса была равнодушна к Бурбонам. Оставя уже в стороне характер французского народа, легкость, с какою он забывает старое и бросается на новое, не надобно упускать из внимания того, какие события пережил этот народ: в какие-нибудь двадцать лет он видел столько внутренних перемен, столько движения, подвигов, славы, что это короткое время, равнявшееся векам по богатству событий, могло отбить у него память о прошлом. В крайнем изнеможении, с равнодушием, от этого изнеможения проистекавшим, Франция приняла Бурбонов. Восстановленная династия не пользовалась этим временным изнеможением Франции, чтобы завоевать ее, пустить в ее почву глубокие корни, и потому, как скоро изнеможение исчезло, исчезли и Бурбоны, не способные совладать с восстановленными силами и направить их. Реставрация, произведенная наспех в Париже, в известном кружке заставила Францию вспомнить о Бурбонах; но вместе с тем она помнила хорошо и недавно прожитое ею после старой монархии, она помнила хорошо республику и империю.