Император Алексей видел место Византии в сообществе дружественных латинских государств, которые, исходя из византийской политической теории, должны были признать себя федератами империи. Соединение Церквей, примирение Рима и Константинополя открывали Византии путь к возвращению Италии. Данная стратегия была безусловно правильной в эпоху Алексея Комнина, когда Византийская империя оборонялась практически по всему периметру своих границ, но, благодаря европейским владениям, еще сохраняла значительную часть экономического и военного потенциала. Однако попытки в полной мере реализовать эту стратегию подорвали экономический потенциал и военную мощь Византийской империи в царствование Мануила I, и после его смерти обрекли империю на двадцатилетний период упадка и деградации, завершившийся трагедией 1204 года. Подобная же стратегия стала в новых исторических условиях ярким примером для потомка Алексея Комнина императора Михаила VIII Палеолога (1259–1282), который заключил Лионскую унию с Римом в 1274 году, и, ловко играя на противоречиях между латинскими государями, сумел свергнуть власть Карла Анжуйского на Сицилии – правда, чужими руками, – и нанес поражение французским рыцарям в Эпире.
Однако пренебрежение Алексея Комнина северным направлением внешней политики, в частности, конфликт с Киевскими князьями из-за Тмутаракани, отказ от попытки радикального решения половецкой проблемы в союзе с Русью привели к тому, что половцы прочно закрепились в степях Северного Причерноморья и на левом берегу Дуная, создав определенную сферу влияния в Подунавье, что проявилось в период борьбы Византии с Лже-Диогеном II (Девгенивечем) и Владимиром Мономахом в 1116–1118 годах. Это обстоятельство имело крайне негативные долгосрочные последствия для Византийской империи, так как именно половцы сыграли решающую военно-политическую роль в создании Второго Болгарского царства в 1185 году. Спустя двадцать лет после этого события болгарский царь Калоян подобно стервятнику обрушился на византийские города вместе со своими половецкими союзниками и начал проводить политику геноцида греков с таким усердием, что единоверные болгарам ромеи, которые еще вчера ненавидели латинян-крестоносцев, разграбивших Константинополь, бросились к Балдуину, императору новообразованной Латинской империи, с просьбами о помощи. Впоследствии только Михаилу VIII Палеологу удалось сокрушить военное могущество Второго Болгарского царства и его половецких союзников благодаря союзу с монголами, захватившими во главе с беклярбеком Ногаем (1235–40 – 1300) левый берег Дуная[240]
.Игнорирование северного направления внешней политики императором Алексеем Комнином, оборонительная стратегия, избранная в отношении половцев, были следствием того, что Алексей Комнин был одержим идеей византийской реконкисты Малой Азии. Завоеванная сельджуками после событий трагического для Византии 1071 года, Малая Азия в прежние времена представляла собой главный фундамент экономического, культурно-этнического и даже военного потенциала Византийской империи, на который опирались великие императоры-полководцы X века Никифор II Фока, Иоанн I Цимисхий и Василий II. Это было связано с тем, что как южная Италия, так и балканские владения Византии претерпевали во второй половине X века постоянные вторжения варваров – арабов, болгар и русов, в то время как города Малой Азии, Армении, Сирии переживали новый расцвет, связанный с постоянными победами византийцев над арабами и неуклонным продвижением ромеев на восток. С этой точки зрения вполне естественно то, что Алексей Комнин, начавший военную службу на Востоке в период краха под ударами сельджуков анатолийских фем Византии, рассматривал возвращение Малой Азии и восстановление восточной границы Византийской империи по состоянию на 1071 год как главную задачу своего царствования, после спасения Византии от норманнов и печенегов в 1085–1091 годах. Победам Алексея Комнина над сельджуками способствовали раскол и упадок империи Великих Сельджукидов, начавшийся в 1092 году после смерти великого султана Малик Шаха.