Император Август и его время

Из множества погибших самым знаменитым человеком был, конечно же, Марк Туллий Цицерон. Отряд его убийц возглавлял военный трибун Попилий. Когда-то Цицерон защищал его в суде от страшного обвинения в отцеубийстве. Убил ли он действительно своего отца – неизвестно, но блистательно проведённая Цицероном защита добилась для Попилия полного оправдания. И вот она благодарность! Непосредственная «честь» убить беззащитного старика досталась центуриону Герению, но это не сделало действий Попилия менее безнравственными. Отрубленную голову Цицерона и его правую руку, которой он писал свои беспощадные «филиппики», доставили Антонию. Тот, увидев голову своего врага, воскликнул: «Теперь казням конец!»[405] Получается, Антонию прежде всего была нужна голова Цицерона, остальные жертвы после свершившейся расправы над славным оратором стали ему даже ни к чему… Лепид, как мы помним, ещё и извинился перед сенаторами за проскрипции… Значит, хуже всех себя проявил Октавиан. Собственно, о том и писал Светоний.

Самый спорный до сих пор момент – роль Октавиана в гибели Цицерона. Так ли уж он был «принуждён» давлением старших коллег, и прежде всего Антония, «сдать» своего совсем недавнего покровителя и благодетеля, или же у него для этого были свои причины? Думается, можно согласиться с таким мнением одного немецкого историка: «Октавиан запятнал себя смертью Цицерона и не достоин оправдания за участие в ужасном злодействе. Этот факт не могут изменить античные свидетельства о том, что Октавиан якобы сопротивлялся убийству. Столь же мало в этом преуспели и современные попытки его оправдать»[406]. Одно из новейших описаний действий молодого Цезаря в деле Цицерона звучит так: «Октавиан приказал обязательно покончить с унизившим его Цицероном»[407].

Вообще-то прямых доказательств наличия такого приказа молодого триумвира нет. В нём, пожалуй, и необходимости-то не было: уж больно здесь старался Марк Антоний. Но свои причины стремиться покончить со старым политиком у Октавиана, конечно же, были. Прежде всего, они изначально принадлежали к непримиримым политическим лагерям. Октавиан – наследник Цезаря, не скрывавший, что месть его убийцам – его священный долг. Цицерон же – духовный вождь убийц диктатора. Он от такового «звания» никогда не отрекался. Первая встреча Октавиана и Цицерона, как мы помним, закончилась впустую. Было бы странно, если бы убеждённейший противник установления единовластия в Риме, почитавший Цезаря погубителем римской свободы, был бы счастлив от знакомства с непонятно откуда свалившимся наследником убиенного «тирана» и грядущим мстителем за него. Октавиан, разумеется, об этой своей цели из осторожности не говорил. Но Цицерон прекрасно понимал, что наследник диктатора ничего кроме ненависти к его убийцам испытывать не может, а по обычаю должен ещё и мстить. Сблизила их на время лишь общая неприязнь к Антонию. Цицерон увидел в «божественном мальчике» противовес вождю цезарианцев и возможность раскола их рядов. Октавиану же его собственный конфликт с Антонием (тоже претендентом на наследие Цезаря) не оставил выбора. Приходилось действовать по извечному принципу: враг моего врага – мой друг! Не мог быть ни искренним, ни прочным такой союз. Цицерон надеялся задействовать молодого Цезаря в своих интересах, не только личных, а для спасения традиционной сенатской республики, где власть в руках оптиматов. Конечно, он понимал, что у «мальчика» есть и свои намерения, его целям решительно противоположные. Но полагал: юнца можно приручить, использовать, а там уж посмотрим, куда его деть… Собственно, после Мутины, когда сенат вообразил, что Антоний сокрушён навсегда, осталось только добить его, Цицерон себя подобным образом и повёл. Его ядовитая шутка, из которой, напомним, следовало, что Октавиану неплохо бы помочь вознестись на небеса, не оставляет сомнений в подлинном отношении оратора к «божественному мальчику» из его дивного сновидения… Октавиан «шутку» понял и немедленно затаил злобу на своего недавнего покровителя и политического наставника. Потому, едва ли пришлось Антонию так уж долго и настойчиво его уговаривать «сдать Цицерона». Сам Антоний был ослеплён злобой за беспощадные и большей частью клеветнические «филиппики» в его адрес, за настойчивость Цицерона в объявлении его «врагом отечества». А вот Октавиан… Несмотря на свою молодость человек не эмоциональный. Страсти в нём никогда не бушевали. Удивительную для своего возраста расчетливость он уже проявил. Так вот, будучи неплохо образованным, понимал ли он уже тогда, кто такой Цицерон для Рима, его истории и культуры? Должно быть, всё-таки осознавал, если так постарался всю вину за гибель славного оратора и мыслителя переложить на одного Антония. И сделал это достаточно умело!