Император Август и его время

Тем временем в Риме триумвир Марк Эмилий Лепид праздновал свой триумф, каковой он заслужил как раз тогда, когда сумел уговорить Секста Помпея покинуть Испанию и удалиться в Массилию, где и возглавить флот. Поскольку Лепиду удалось в послании к сенату представить свои действия как выдающуюся и главное бескровную победу, то его удостоили и благодарственных молебствий, и даже конной статуи. А солдаты уже во второй раз провозгласили его императором, почему и обрёл он право на триумф. А так как до этого гражданская война на земле Испании, казалось, победой божественного Юлия при Мунде завершившаяся, благодаря энергии Секста Помпея вновь не на шутку разгоралась, то в Риме вправе были полагать действия Лепида немалым благом для Республики.

В честь собственного триумфа Лепид издал «эдикт следующего содержания: «В добрый час! Приказываю всем мужчинам и женщинам приносить жертву и праздновать настоящий день. Кто будет уличён в невыполнении настоящего приказания, будет считаться в числе проскрибированных». Лепид праздновал триумф в храмах, причём все принимали участие в праздничной одежде, но с ненавистью в душе»[415].

Лепид отмечал свой испанский триумф 31 декабря 43 г. до н. э. А на следующий день, 1 января 42 г. до н. э., все триумвиры, сенат римского народа и все действующие магистраты приняли присягу in acta Caesaris. Она с этого дня стала ежегодно возобновляемой[416]. Состоялось торжественное обожествление Гая Юлия Цезаря. Согласно закону Руфрена, его статуи теперь должны были воздвигаться по всей Италии. Наибольшая выгода от произошедшего досталась Октавиану. Он теперь на абсолютно законном основании становился «сыном бога» («divi filius»)[417]. Так окончательное воплощение нашли слова Марка Туллия Цицерона о «божественном мальчике»! Только вот получил оратор от него в награду не благодарность, но погибель лютую…

Как divi filius Октавиан теперь явно выделялся среди коллег-триумвиров, ибо те не на что подобное никак не могли претендовать. В то же время полагать, что молодой Цезарь уже тогда возглавил триумвират, отводя Антонию и Лепиду роли простых исполнителей своей воли, преждевременно[418]. Ведь впереди была война с легионами Брута и Кассия, под чьей властью был весь восток римских владений со всеми его огромными ресурсами. И войск убийцы Цезаря собрали под своими орлами предостаточно. Потому сейчас на первый план неизбежно выдвигался Марк Антоний, бывший и многоопытным военачальником, и самым авторитетным в армии триумвиров полководцем.

Восточному походу Антония и Октавиана предшествовало малоприятное для триумвиров открытие: проскрипции не дали им достаточного количества денег на покрытие военных издержек, на что они так рассчитывали. «Домашнее имущество проскрибированных было расхищено»[419]. Рядовые «творцы» проскрипций, похоже, себя не обижали, не слишком соотнося своим корыстные интересы с целями триумвиров. В итоге «не доставало ещё двухсот миллионов драхм»[420].

В поисках необходимых для продолжения гражданской войны средств триумвиры порешили обложить вновь введённым налогом богатых женщин, каковых в Риме было немало. «Объявив об том в народном собрании, триумвиры составили список 1400 женщин, владевших наибольшим состоянием. Им надлежало, представив оценку имущества, внести на военные нужды сумму, какую каждой назначат триумвиры. Скрывшим что-либо из имущества или неправильно оценившим его назначены были наказания, а осведомлявшим об этом как свободным, так и рабам – награды»[421].

Римские матроны решительно возмутились и сочли для начала наиболее благоразумным обратиться за защитой к женщинам же – родственницам триумвиров. Их сочувственно выслушала мать Антония, но жена его Фульвия, теперь ещё и тёща Октавиана, ни малейшей женской солидарности проявить не пожелала. Она депутацию недовольных новоявленным налогообложением матрон самым вульгарным образом прогнала от своих дверей. Женщины не растерялись и немедленно направились прямо на форум, где в это время заседали триумвиры[422].