Император Август и его время

Откуда же у несчастных беглецов появились такая военная мощь и огромные денежные средства, явно превосходящие финансовые возможности триумвиров, даром что те находились в столице Республики, располагая Италией и обширными западными провинциями? Секрет предельно прост: «Они узурпировали власть в провинциях, присвоили казённые деньги, имения, короче говоря, предприняли те меры, против которых выступали когда-то»[429]. Оказалось, что в римской армии немало сил, установление единовластия вовсе не одобряющих. Они-то и стали опорой Брута и Кассия – главных цезареубийц. Опираясь на них, противники триумвиров не просто захватили богатые восточные провинции, но и жесточайше их ограбили, добывая средства для ведения гражданской войны. Более того, триумвирам приходилось находить деньги, опираясь в первую очередь на Италию. А там со времён окончания Марсийской или Союзнической войны (88 г. до н. э.) всё население было римскими гражданами, каковых откровенно грабить было невозможно. Брут и Кассий же властвовали в покорённых Римом провинциях Востока, а они традиционно римлянами и рассматривались в качестве источника доходов, совсем не обязательно законных. И с интересами местного населения здесь также не принято было считаться. Ещё недавно Гней Помпей Великий опустошил римский Восток непосильными налогами, добиваясь уплаты таковых жестокими репрессиями. Так теперь уже борцы за «римскую свободу» превзошли своего былого кумира. Провинции, где они утвердились с верными им войсками, должны были выплачивать по 50 миллионов денариев в год. Более того, Гай Кассий Лонгин потребовал, чтобы этот совсем немалый налог был внесён сразу за десять лет вперёд![430]

Надо сказать, что вожди борьбы за «римскую свободу» – люди, вне всякого сомнения, глубоко идейные, не стремившиеся к личной власти, самоутверждению и даже личному обогащению, ибо деньги, награбленные в провинциях, были нужны им на ведение гражданской войны, образцами добродетели в своих практических действиях вовсе не были. И до гражданской войны, и во время таковой. Да, как глубоко идейные борцы за спасение сенатской республики они в среде римских политиков той кровавой поры выглядели «белыми воронами»[431]. Но их борьбу нельзя почитать только «героической трагедией». Сами «борцы за свободу» сделали немало для того, чтобы события этого противостояния носили не только страшный, но и отвратительный характер. И вовсе не только по вине триумвиров.

Можно ли забыть, что гордившийся своей суровой добродетелью и постоянно выставлявший её напоказ Марк Юний Брут в своё время ссудил через третье лицо городу Саламину на Кипре деньги под 48 процентов? А когда пришла пора долг взыскать, то, получив в своё распоряжение отряд конницы, он взял в осаду местных магистратов и так долго держал их в ней, что некоторые умерли от голода. Кстати, само царство Кипра присоединили к Риму за долги его царя. И здесь проценты были запредельные, и, чтобы их покрыть, не только царство захватили, но и всё царское имущество распродали. Эту «достойную» операцию проводил самый знаменитый блюститель «нравов предков» в Республике Марк Порций Катон Младший[432]. Катон, кстати, подобно своему соратнику Цицерону, не очень-то заботился о соблюдении законов при борьбе за свои «чистые» идеалы[433]. Вспомним только беззаконную казнь Лентула и его товарищей – катилинаров, которую Цицерону не удалось бы провести без мощнейшей поддержки Катона Младшего. О том, как Кассий собирал на Востоке деньги на военные нужды, уже говорилось… Что до Брута, то жители ликийского города Ксанф в Малой Азии после озвучивания убийцей Цезаря требований денег и воинов в свою армию предпочли сжечь город и погибнуть в огне, нежели ему уступить. Подобный подвиг их предки совершили в далёком шестом веке до н. э., не желая покориться персидским завоевателям. Жителям города Тарса в соседней с Ликией Киликии «повезло» больше. На них наложили выплату полутора тысяч талантов, и, чтобы собрать столь значительную сумму, большая часть населения города заплатила своей свободой – была продана в рабство. И это только наиболее яркие примеры. Потому весь пафос доблестных «защитников свободы» следует признать ложным[434].