Император Бубенцов, или Хромой змей

– Древний сказал: «Дум спиро – сперо!» Пока живу – надеюсь. У нас не так! У нас говорят: «Dum spiro – in agonia». Пока живу – мучаюсь.

– Стало быть, до смерти?

– Так.

– А если и после смерти есть жизнь? Если самость остаётся! Не уничтожается. Что тогда? – Ерофей Бубенцов направился к дверям. Взялся за ручку, остановился. – Знаешь что, Адольф! Спалил бы ты эту чёртову резину!

– Решили замести следы? – ухмыльнулся Шлягер. – Напрасно. Это ведь не избавит. Что сделано, то сделано. А во-вторых, резина горит едко, дымно. Зажжёшь – не потушишь.

– Спали! – сказал Бубенцов.

– Не жаль красоты? Ведь сжигая эту прекрасную оболочку… В некотором роде получится сожжение ведьмы. Можно растревожить дух Средневековья. Чревато. Весь театр спалить можно!

– Всё сожги!

– Вы имеете в виду здание театра? Или шире? – Шлягер обвёл рукою вокруг. – Вам хотелось бы весь мир поджечь? А? Узнаю русский характер!

– О, как бы хотел я, чтобы это уже совершилось!

– Нельзя-с. – Тёмное лицо Шлягера стало печально и серьёзно. – Не настало время.

– А если я прикажу? Ты сам твердил про силу слова?

Шлягер метнул быстрый взгляд.

– Царское слово, конечно-с… Крепче рожна! Против не попрёшь. Но вы же отреклись? Не так ли? Вот в чём проблема! Вы же отреклись! Покинули царскую палату. Али… передумали?

Шлягер говорил с тем нарочитым равнодушием в голосе, с каким опытный шулер предлагает попутчику развеять дорожную скуку. Попутчик же колеблется, глядит на длинные пальцы, которые слишком ловко тасуют колоду карт. Подозрительно велик и перстень на мизинце… «Разве что по маленькой… Где наша не пропадала… Один кон…»

– Ради такого дела… – Бубенцов колебался. – Почему бы нет? Я возвращаюсь. Временно. Ненадолго.

– Молодчага! – обрадовался Шлягер. – Снова с нами! Иммер берайт!

Глава 12. Заветная Книга

1

Только здравая посредственность способна не чувствовать метафизической глубины бытия. Невероятные явления реальны, конкретны – как хлеб, вода, как ночь и день, как жизнь и смерть. Как вечность и бесконечность.

Вьётся во поле дорога, поля растекаются за горизонт. А что, если свернуть с дороги, сойти с ума, перепрыгнуть канаву, перейти поле, взойти вон на тот освещённый закатным солнцем пригорочек, оглядеться оттуда? Что там, за горизонтом? Немногим счастливцам удаётся побывать за пределами, совершить головокружительный трюк. Забрести в такие места, откуда ум если и возвращается, то уже совсем иным. С разорванными нейронными сетями. Кое-как починенными, заштопанными на скорую руку, связанными по-новому.

Облака манили, сверкали на горизонте, как снеговые горы. Ерошка отважно перепрыгнул канаву, двинулся через поле, долго шёл, растворяясь в мареве, и белый туман плыл сквозь него, свободно протекал сквозь глазницы.

Всякого нагляделся в долгих странствованиях Ерофей Бубенцов! Сам шумерский царь Гильгамеш, повидавший всё, гонимый неуёмной жаждой славы и бессмертия, не забирался столь далеко! Вот он стоит на пересечении вечности и бесконечности, как будто в самой сердцевине великого креста. Оглядываясь во все стороны, дивясь присутствию в мире невозможных явлений. Просто и тихо обретаются эти невероятные, непостижимые явления – вечность и бесконечность! Существуют рядом с нами, внутри нас и вокруг нас, не нуждаясь ни в каких доказательствах.

Вера, жена его, даже и она не подозревает! Как об этом рассказать ей? Как объяснить? Тут бы выразиться одним словом, единым образом, чтобы картина высветилась во всём великолепном объёме. Чтобы всё встало пред очами, за очами, вокруг очей… Вот как у него сейчас! Но, увы, нельзя!.. Такая досада! Для того чтобы выразить очевидную, ясную, лёгкую реальность, приходится управляться косными словами. Пытаешься подобрать нужные слова, но все усилия тщетны. Слова звучат во времени. А главное свойство времени – последовательность. В этом-то весь изъян. Слово должно умереть, чтобы на его место могло встать новое слово. И речь, и даже мысль человека подчиняется закону последовательности. Слова и смыслы не могут звучать одновременно.

Слова и смыслы могут звучать одновременно только в твоей голове, Ерофей Тимофеевич! Только в твоей голове, император Бубенцов.

2

Наконец-то Ерофей взялся читать загадочную Книгу, рассказывающую о невероятных, немыслимых событиях. О том, чего не могло быть, но было! О вещах таких же невозможных, не влезающих в разум, как вечность и бесконечность. Было понятно, почему у многих людей слова эти вызывают скуку и досаду. Потому что слова простые, прямые, чистые. Без «художества».