Император Бубенцов, или Хромой змей

Только не ладаном пахло в этих коридорах, а тонким эфиром, спиртом, йодом, валерьянкой. Дворец, надо отдать должное, содержался безупречно. Воздух, очищенный, обогащённый озоном кварцевых ламп, веял стерильной чистотой. Не сказать, чтобы полагающиеся знаки почтения были неприятны Бубенцову. Он, конечно, понимал, что ничем не заслужил такого куртуазного отношения к себе. Но трудно пребывать человеку в должном смиренномудрии. Остановился напротив высокого зеркала. Да, так и есть. Всё-таки в фигуре его, в осанке проступало нечто неординарное. Высокая, благородная простота. Он с удовольствием глядел на себя. Всё ему нравилось, всё было оригинально – полосатая пижама, сократовские шлёпанцы, пыжиковая шапка на голове. Следовало изречь приличествующий афоризм.

– Я часть той силы, что желает блага, но приносит зло! – провозгласил Бубенцов. Покосился на слугу в чёрной униформе, что стоял сбоку, в двух шагах от него.

– Но желает блага! – повторил Ерошка, как бы оправдываясь.

Лицо слуги с выпученными глазами ничего не выражало. Да, честно сказать, и афоризм, показавшийся Ерошке в первый миг чеканным, прозвучал как обыкновенный каламбур. Стоявший в некотором отдалении другой слуга с простым лицом точно так же, как и первый, пучил глаза, мучительно наморщивал лоб, пытаясь понять, как ему реагировать. Бубенцов с сочувствием глядел на человека, потеющего от умственного усердия. Ибо и сам ещё совсем недавно находился в таком же мучительном, неопределённом положении.

Слуги молча переглянулись, один из них уронил резиновую дубинку.

7

О, как же трудно отказаться от привычных радостей жизни, как тяжело всходить на эшафот! Снова и снова всплывала ослабляющая волю мысль, что можно переиграть врага. Вражиным же оружием, то есть искусным притворством. Разумеется, и речи не могло идти о том, что он теперь изменит вере. Во время церемонии венчания на царство в сердце его не прозвучит ни единой ноты кощунства. Он постарается обмануть их, сделать вид, что поступает по их правилам, но внутри останется верным.

Да полно! Не обольщайся, дорогой ты мой Ерофей Тимофеевич! Можно ли обмануть отца лжи? И вот тут снова и снова вспыхивала в нём надежда, что – можно. Почему бы и нет? Известно же, что самые ловкие аферисты и мошенники, изучившие слабости человеческой психики, знающие все тонкости игры «на доверии» – сами становятся жертвами подобной игры. Оказываются на диво доверчивыми, простодушными, попадают в психологические западни, устройство которых им слишком хорошо знакомо.

С другой стороны, стоит ли бороться, сопротивляться? Должно произойти то, что вытекало из логики развития всей предыдущей истории. Золото мира и власть должны сосредоточиться в одной горсти.

Шлягер проговаривался, что восстановление монархии в России займёт полгода. Проект реставрации готов, расчислен, утверждён. Вокруг будущей стройки возведены подготовительные леса. Задача упрощалась тем, что здание предстояло возводить на старом фундаменте, краеугольные камни сохранились. Немного только обросли мхом и позеленели, но это только добавляло будущему зданию благородства. А народ не вякнет.

– Народ безмолвствует! – замедлив шаг, продекламировал Бубенцов, но тотчас осознал, что это не так.

Оказывается, в толще народа, на недосягаемой глубине, в самой сердцевине этноса, происходили таинственные перемены. Пусть перемены эти совершались пока внутри одного-единственного человека – внутри Ерошки Бубенцова. Но это были те перемены, которые определяют судьбу всего народа. Потому что народ – это один человек, только многажды, миллионы раз умноженный сам на себя.

Оказалось, что от ничтожного червя, от того самого маленького человека, от перемен, которые таинственно происходили внутри его, зависело слишком многое. Откровенно говоря, зависело – всё!

Бубенцов перестал улыбаться. Нечеловеческая ответственность давила на плечи. Клином сошёлся на нём белый свет. Острейший клин упирался прямо в середину груди. Сердце горело. И это было по-настоящему больно.

Слишком хорошо знал он, что не существовало более во всём мире никакой организованной силы, которая помешала бы исполниться древнему пророчеству. Вернее, оставалось самое малое препятствие. Этим препятствием на пути всемирного монарха, на пути антихриста, был он – Ерошка Бубенцов. Судьба всего мира, дальнейший ход истории – всё теперь зависело от его свободной воли. Только от свободной воли и ни от чего больше.

«Как же такое может быть? – в священном трепете думал Бубенцов, зачем-то поднимая и с недоумением разглядывая свои жалкие руки. – Как можно, чтобы от воли столь маленького человечка, от его решения и действий зависело так много?!»

Но это было именно так! Припомнились тотчас слова профессора о том, что жизнь человека, умноженная на вечность, больше, дороже всего мира. Душа человеческая ценнее всей вселенной. Ерошка развеселился!

– Ра-тата-та-а!..