Срывающимся голосом, опустив глаза, она стала подыскивать слова, оправдываться… Да. Именно потому, что Менди, ее покойный муж и бывший друг Йосефа, был таким… Он ведь знает каким. Она распознает в своем маленьком сыне признаки отцовского характера и хочет их искоренить. Она ни на кого не должна полагаться. Она должна посвятить себя сейчас исключительно ребенку и привить ему только свое. Поэтому…
Брови Йосефа удивленно поднялись. Но он сразу же опустил их, а на его губах появилась пренебрежительная улыбочка. Так, значит, она боится только того, как бы яблочко не упало слишком близко от яблони? Чем тут поможет, если она будет стеречь ребенка день и ночь? Он не верит в подобные средства. Яблочко просто обязано рано или поздно упасть…
Эти слова обидели уже Эстерку. Чтобы «чужак» так пренебрежительно говорил о ее единственном сыне? Этому не бывать.
— Да, — ответила она с холодком и с внутренним подтекстом, — ему совсем нельзя дать упасть. Его снимают рукой, когда оно созреет…
Йосеф пожал плечами, поклонился и, не говоря ни слова, ушел. И Эстерка позволила ему уйти. Ей стало легче на сердце: самое трудное позади! Несмотря на напряженность между ними, с ее стороны это все-таки был честный разговор. Она однозначно дала понять Йосефу, что если хочет, он может ждать. Но до бар мицвы Алтерки она останется при своем решении. А как раз он, Йосеф, говорил как-то неясно. Толком ничего не сказал. Ушел обиженный…
И конечно, пропала надежда на дружеские отношения. Они были двумя разочарованными, опустошенными людьми, желавшими быть свободными от всяких обязанностей по отношению к ребенку третьего человека, хотевшими принадлежать друг другу полностью или совсем не поддерживать отношений. А тем временем могли уйти их лучшие годы…
Итак, постоянная игра Эстерки с самой собой привела к новым бессмысленным страданиям их обоих.
Из-за личных переживаний на протяжении восьми-девяти лет характер Эстерки стал намного сложнее. И она сама об этом знала. То, что она была вынуждена постоянно скрывать от прислуги, от свекра, даже от родного отца свои унижения в семейной жизни, сделало ее в каком-то смысле двуличной. Привычка изображать из себя счастливую в петербургском свете в то время, как в собственном доме она была так несчастна, навсегда отделила тон ее речи от того, что она думала, ее решения — от ее поведения. Вместо того чтобы придерживаться теперь строгой линии, намеченной ею, она сама перебегала дорогу бывшему «девчачьему учителю», чтобы подразнить его тоску по ней и собственную тоску по нему. С большим, ноткинским, размахом управляла она домом богача. Она участвовала в делах всех благотворительных обществ и в то же время — следила за Йосефом. Теперь пришел ее черед. Йосеф отдалялся от нее, а она искала всеми средствами возможность увидеть его, услышать о нем, измерить его горечь, взвесить его одиночество — и это доставляло ей странное наслаждение. Она часто посылала Кройндл купить в аптеке то, в чем совсем не нуждалась, а потом расспрашивала ее. Как выглядел аптекарь? Сказал ли он что-нибудь? Расспрашивал ли про нее?.. Время от времени она подъезжала к аптеке сама, останавливала карету и заходила внутрь. Каждый раз она что-то забывала. В большом хозяйстве никогда не помешают средство от несварения желудка, лекарство для детского животика, от боли в горле, от насморка, от головной и зубной боли и другие новомодные средства, которые образованные люди использовали теперь вместо бабушкиных рецептов типа заговоров и тому подобного.
По глазам Йосефа Эстерка видела, что ее приход потряс его, его бледные руки дрожали, пакуя коробочки и пакетики. Но он молчал, а пренебрежительная улыбочка не сходила с его губ.
Понемногу он становился дружелюбнее. Если в аптеке не было чего-то, он обещал, что он сам это принесет, когда искомое у него будет. Эстерка подозревала, что это просто предлог. Она благодарила его, не меняя выражения лица. Только садясь в карету, она позволяла себе улыбнуться, довольная своей победой.
Свое слово он держал, этот полуобиженный аптекарь. Он приносил Эстерке упакованные коробочки и закупоренные пузырьки, красиво надписанные и завязанные, как конфеты, которые дарят дамам. А она жаловалась ему, что ей нечего читать. Кроме томов Талмуда и философских сочинений на святом языке, свекор не оставил здесь никаких книг. Йосеф обещал позаботиться и об этом тоже. Позаботиться о ее духе так же, как и о теле… Возвращаясь в последний раз из Германии, где он изучал науки, Йосеф привез с собой много новых книг. А у его старшего брата, доктора реб Боруха, тоже есть большая домашняя библиотека. Кстати, новых русских писателей она уже читала?
От русского языка больше нельзя просто так рукой отмахнуться. Русская литература растет: Ломоносов, Фонвизин, Державин…