Император и ребе, том 1

И не ошибся. Сам Йосеф удивлялся острому чутью паренька. Ядовитая ненависть таилась в его цветастых словах. Сам Йосеф не понимал, откуда вдруг взялась такая ненависть. Он, тридцатишестилетний мужчина, аптекарь, ученый человек, а тут напротив него какой-то плюгавенький байбачок! Какое тут может быть сравнение!..

И тут он тоже не ошибся. Алтерка стал с тех пор постоянным спутником Эстерки. Почти никогда больше Йосеф не встречался с ней наедине. Как только он входил в залу с одной стороны, мальчишка входил туда же с другой. Губами он даже смеялся, шутил с разбалованным «байбачком», но в глубине его сердца скрывалась горечь… С каким-то странным неудовольствием он смотрел на то, как мальчишка день ото дня наливался зрелостью и силой. А в его желтоватых, как у ночных птиц в лесах Эстерки, глазах замечал иной раз такую же насмешливую искорку, как когда-то у его покойного отца Менди Ноткина, когда тот уводил любимую у своего товарища…

В лице Алтерки Йосеф заново возненавидел прежнего товарища по хедеру, который спустя годы забрал у него ученицу, его любимую, забрал ради удовлетворения своих нездоровых желаний. И вот, когда Менди так быстро пресытился жизнью и покинул свою жирную трапезу посредине, он все еще не оставлял Йосефа в покое. Он воскрес в образе своего сынка. Или же послал с того света сына стражем — да что там стражем? — собакой на сене! Сама не ест и такого осла, как Йосеф, тоже не подпускает.

Глава двенадцатая Потемкин

1

Во время последней небольшой войны с турками на Днестре герой Таврии и главнокомандующий Черноморским флотом Григорий Александрович Потемкин подцепил лихорадку, тяжело поддававшуюся лечению. Она несколько раз вроде бы уходила, но потом возвращалась. И чем дальше, тем тяжелее она становилась: с холодными мурашками на спине, с дрожью в коленях, с жаром. Лекари установили, что у светлейшего князя опухшая селезенка и прочие признаки болотной лихорадки, часто встречающейся в этих бусурманских краях. Ею заболели уже многие простые солдаты. Лекари готовили ему «приятные» микстуры из хины на фруктовых соках и на меду. Они велели ему есть в меру и избегать крепких напитков. Однако Потемкин не уважал всю эту медицину и не верил в аптечные смеси. Противные микстуры он велел выливать, от своих обычных шести трапез в день не отказался. А лечился своими собственными средствами: квасом на пустой желудок, полевыми ромашками, настоянными на водке, обтираниями ледяной водой, смешанной с одеколоном.

Слишком страстной была его натура, слишком богатой фантазия и слишком сильными желания, чтобы он мог подчиняться какому бы то ни было режиму, особенно такому скучному, как диета, воздержание от алкоголя, и жизнь, похожая на жизнь кающегося грешника в русском монастыре.

Никому из придворных Екатерины не была свойственна умеренность, и меньше всего она была свойственна «светлейшему князю Таврическому». И, как это часто случается с великими победителями, Потемкин покорялся наслаждениям и образу жизни побежденных им народов, живших по берегам Каспийского и Черного морей.

От побитых татар и турок в Астрахани и в Бахчисарае он перенял восточную привычку к мотовству и любовь к экзотическим краскам и ароматам. Мусульманские беки и паши подавали ему пример фантастической роскоши, рая на этом свете: пряных блюд, ароматных фонтанов, мраморных бассейнов с подкрашенной водой, в которой плавали обнаженные красавицы. К этому Потемкин добавил русскую широту, славянскую меланхолию и вечное стремление к забытью. И получилась прямо-таки одна из сказок «Тысячи и одной ночи» в фоняцком стиле, этакий раззолоченный турецкий дворец в русских снегах.

Он был ленивым и небрежным по натуре, но с ужасающими взрывами энергии. Он был мечтательным и сентиментальным, как любой более-менее способный поэт, каким он в действительности и являлся.[67] В то же время он был очень практичен, обладал большими организаторскими способностями, когда речь шла о его армиях. Мягкий и нежный с женщинами, уступчивый с друзьями и острый, как игла, и резкий, как топор, когда речь шла о карьере, о разрушении нацеленных против него дворцовых интриг. Мистически настроенный и суеверный по утрам, умный и насмешливый вечерами… Изо всех этих и многих других противоречий состоял «светлейший», и ни в одной из своих характерных черт он не был мелким. Потому-то он и был велик в своих поражениях так же, как и в своих победах. С глубокой верой в будущее «матушки-России» и с глубокой преданностью «матушке Екатерине» он строил из татарских рыбацких деревушек порты и города. Из Севастополя он сделал военно-морскую базу, а из Одессы — торговый порт и ворота в Средиземное море. Херсон он сделал конечной целью своих барж, плывших по великому Днепру, а Николаев и Екатеринослав превратил в зерновые склады завоеванных областей, если не всего Российского государства…