Император и ребе. Том 1

Августин Робеспьер был немного ниже своего старшего брата Максимилиана, но очень на него похож. Такой же сухой и поджарый, такой же узкоплечий и тонкошеий, с такими же неподвижными, немного навыкате глазами, напоминавшими взгляд какой-то ночной птицы. Низковатый лоб и длинный птичий нос, характерные для обоих братьев, усиливали этот образ печально смеющейся совы. Наверное, чтобы еще больше походить на знаменитого брата, Робеспьер-младший одевался в такой же, как у него, полосатый сюртук с отложным воротником. В вырезе на его груди виднелось белое жабо. Однако по характеру он не был таким сухим и упрямым, как старший брат. Он был более уступчивым, способным дружить, без задней мысли использовать эту дружбу ради достижения каких-то личных или общественных целей. К маленькому, вечно задумчивому Буонапарте Робеспьер-младший с самого начала их знакомства испытывал симпатию, но никогда этого не показывал. Он считал подобные проявления чувств между мужчинами излишней сентиментальностью. Лишь позднее, основательнее познакомившись со способностями этого артиллерийского офицерчика, точнее, наслушавшись от офицеров парижского гарнизона о военных идеях маленького корсиканца, он сблизился с ним, как всякая не особенно одаренная, но более или менее честная натура, ощущающая, что рядом находится настоящий талант. Он считал необходимым покровительствовать этому «мужественному борцу за знамя Франции на Корсике» везде, где это было возможно. Он познакомил его с некоторыми лидерами Конвента: с Жюно, с Баррасом, с Лежандером и с членом революционного военного совета Лазаром Карно.^[209] Чтобы облегчить и упростить ему встречи с большими людьми, ввел Наполеоне в салончик генерала Богарне, где все «фанатичные молодые вожди» революции, как пчелы, кружились вокруг сладкой, как мед, креолки Жозефины Богарне, жены генерала.

Сначала Наполеоне в компании Робеспьера-младшего мало что себе позволял. В глубине души он очень не любил его старшего брата — этого демагога. Он ненавидел методы Максимилиана Робеспьера, как и его длинные бледные пальцы, так неприятно шевелившиеся, когда он извергал с трибун свой холодный огонь, когда он заклинал и будоражил парижский плебс. Ненавидел он и то, что Максимилиан Робеспьер не выносил рядом с собой ярких личностей… В Робеспьере-младшем Наполеоне видел довольно плохую копию, всеми силами и средствами стремившуюся как можно сильнее походить на знаменитого родственника… Такое часто случается в неродовитых фамилиях со слабо вылепленными характерами: когда старший «рисует», младший занимается «мазней», когда один сочиняет стихи, другой рифмоплетствует… Революционность обоих тоже была разной: в то время как Робеспьер-старший стремился к максимальной популярности среди простого народа, среди рабочих и «пахарей», младший добивался популярности среди военных. Таким образом братья как бы разделили между собой «сферы влияния» в бурлящем Париже и всей бунтующей Франции.

И насколько же потрясен был Буонапарте, услыхав однажды, как Робеспьер-младший заговорил с ним с неподдельной горечью о том, как это неудобно и даже плохо — быть сыном или братом знаменитого человека. Он знает, сказал Робеспьер-младший, что многие люди ему завидуют. Ему не могут простить такого счастья… Однако это палка о двух концах. С одной стороны, тебя «хорошо обслуживают», уступают дорогу, можно даже позволить себе немного расслабиться в самом лучшем обществе, где многие критикуют других и лишь немногие — себя… С другой стороны, это беда, это вечная тень, которая всегда и всюду сопровождает тебя, поглощая все твои деяния. Ты можешь совершить самые прекрасные и полезные поступки, достигнуть того, чего другие люди твоего ранга никогда не достигали, можешь проявить самые необычайные способности в какой угодно области — все это тебе не поможет! Все пойдет на счет знаменитого родственника, будет записано на его имя. Этот родственник становится, таким образом, все богаче, а ты, по сути дела, — беднее. Ты все время живешь как духовный нахлебник, сидящий за чужим столом, и как будто носишь на себе заимствованный у него герб. Даже когда тебя представляют кому-нибудь, то называют не твое имя. Говорят: «Вот, познакомьтесь с братом знаменитого человека…» Они думают, что этим льстят тебе, но на самом деле они тебя унижают. Зачастую ты прямо не знаешь, куда лицо спрятать от стыда. Особенно когда тебя представляют дамам, которым ты хочешь понравиться сам, со всеми своими достоинствами и недостатками. Дураки, когда им тебя представляют, еще и добавляют бородатую шутку: «Тьен, тьен!^[210] Такой молодой, а уже брат Робеспьера!..» Иногда мне кажется, что сам я вообще не существую, что я — какая-то химера, духовная абстракция, поэтическое сравнение: «красивый, как луна», «чистый, как альпийские снега»… Нередко я чувствую, что готов отказаться от всех этих почестей и удобств, связанных с тем, что меня обслуживают и балуют, как единственного сына, лишь бы быть самим собой…