Эта неожиданная исповедь произвела сильное впечатление на Буонапарте, хотя высказано все было вроде бы в шутку и Робеспьер-младший не перестал и после «исповеди» использовать повсюду свое близкое родство со знаменитым братом: оно сразу открывало ему все двери и самых злоязычных людей заставляло сладко улыбаться в его присутствии. Несмотря на это, Наполеоне стал больше доверять ему и, при всей своей болезненной стыдливости и сдержанности в общении с женщинами, позволил Робеспьеру-младшему ввести себя в салончик Богарне, где он так нежно и так потаенно влюбился в смуглокожую стройную хозяйку.
Робеспьер-младший появился сейчас откуда-то сбоку со своей палочкой в тощей руке, в цилиндре на слишком большой голове и в обтягивающих панталонах на тонких ногах. Самим своим видом — слабым и немного смешным — он тем не менее заставил расступиться сильный кордон, который тайная полиция и жандармы установили поблизости от гильотины. Его даже приветствовали по-военному — прикладывая руку к головному убору — и пропускали безо всяких проблем. С загадочным, несколько встревоженным лицом он сразу же подошел к двум офицерам и безо всяких предисловий обратился к Буонапарте. Говорил он с ним на «ты», по-товарищески и даже фамильярно, как и подобало брату «знаменитого человека», который, несмотря ни на что, держится запросто и с большим, и с малым:
— Я тебя ищу все утро. Я был в твоем отельчике, в штабе твоего полка…
Его глаза навыкате смотрели из-под низкого лба пристально, вопросительно и добродушно и были при этом похожи на совиные глаза его знаменитого брата, когда тот всходил на трибуну… И это не понравилось Буонапарте. Поэтому он ответил кратко и хмуро:
— Да, гражданин. Бурьен уже сказал мне.
— Пойдем сейчас же! — сказал Робеспьер-младший, даже не замечая плохого настроения Буонапарте, как взрослый, собирающийся выдрать малыша за какую-то проказу. — Пойдем! Ты нужен Карно, начальнику штаба… Ты ведь его знаешь! Он тебя ждет…
Последние слова о том, что его ждут, Буонапарте не расслышал за шумом толпы и громом военной капеллы.
— В чем дело? — резко, даже чересчур резко спросил он.
— Там тебе скажут. Ну, пойдем!
И снова в совиных глазах Робеспьера появилась та же издевательская искорка.
Первым чувством Наполеоне было подозрение; то же самое подозрение, острое, как игла, которое сегодня уже кольнуло его в сердце, когда Бурьен сказал, что его ищут… Искоса глядя на своего сухопарого покровителя, он подумал, что это, наверное, то самое письмо… Долгожданное письмо с двуглавым орлом от российской императрицы, которое наконец пришло, хоть и поздновато из-за того, что дороги во время террора стали плохи. Вероятно, оно было перехвачено тайными агентами генерального штаба… И вот его вызывают к этому сомнительному патриоту, чтобы дать ответ. Тут просто было бы объяснить, что речь шла об обычной военной карьере, но у этих демагогов, которые шарахаются теперь от собственной тени, никогда нельзя знать, чем все обернется…
Больше не колеблясь, Буонапарте сложил ладонь трубкой и крикнул вверх, обращаясь к своему покровителю:
— Письмо для меня?
— Письмо? — пошевелил дугами бровей Робеспьер-младший. — Какое письмо?
Наполеоне остановился, пожелтев от досады, что так неосторожно выдал свою тайну, которую хранил уже более двух лет… Но Робеспьер-младший не дал ему прийти в себя:
— Пойдем быстрее!
Бурьен тоже принялся его подгонять. Он наклонился к Наполеоне и резко шепнул ему в ухо:
— Ты не слышишь? Лазар Карно ждет тебя!
Хмурый Буонапарте пошел между двумя сопровождающими — Робеспьером и Бурьеном. Он уже ясно видел, что это какое-то серьезное дело. Но какое, он не мог себе даже представить… Он только хотел загладить дурное впечатление, которое его колебания могли произвести на товарищей, — впечатление нечистой совести. Поэтому начал расспрашивать о чем-то совсем постороннем:
— Только скажи, друг Августин! Правда ли, что к Богарне больше не ходят в гости? Что они оба… Я не могу в это поверить.
— Ах, тебе уже сказали? — поднял на него Робеспьер-младший свои совиные глаза. — Хорошо, что ты об этом знаешь!
Некоторое время он искал на бледном лице корсиканца хоть какой-нибудь след тоски, тень беспокойства… Точно так же, как и Бурьен, он знал, что маленький офицерчик весьма неравнодушен к экзотической красоте мадам Богарне. Однако он не нашел таких признаков. Лицо корсиканца казалось высеченным из камня, а его зелено-голубые глаза были холодны как лед.
Посмотрев на него еще немного таким образом, чтобы поиздеваться, Робеспьер-младший делано вздохнул:
— Все равно тебе не пришлось бы скоро увидеться с твоей красавицей!
— А?.. — сказал Наполеоне коротко и прохладно, так, будто ни судьба Жозефины, ни его собственная судьба ничуть его теперь не интересовали.
— «А», говоришь? — передразнил его Робеспьер-младший и переглянулся с Бурьеном. — Вот скоро ты скажешь «а»!