Слова, произносимые абсолютно серьёзным тоном, сопровождались смеющимся взглядом, от которого Красин ещё больше сатанел и терял остатки самообладания.
– Для начала было бы достаточно парламентаризма французского или американского образца, – стараясь взять себя в руки и сжав стакан так, что побелели костяшки пальцев, отчеканил Красин.
– Достаточно для чего? – перебил его император. – Для кратного промышленного роста? Для создания новых производственных отношений? Для кардинального изменения парадигмы существования деревни? Или, может, французский и американский парламентаризм ставит надёжный заслон кумовству и мздоимству? Вы, товарищ Красин, как будто не слышите, что я вам говорю. Марксизм учит, что базис первичен, а надстройка вторична, и пока не изменится базис, он будет неумолимо возвращать надстройку в исходное состояние.
– Вы хотите сказать, что у нас ничего не получится, кроме смены династии? – фыркнул Красин. – Думаете, что в результате всех наших усилий Романовых сменят Плехановы или Ульяновы, и им также будут петь “Боже, царя храни”, и на этом всё закончится? Мы мечтаем совершенно о другом…
– Вы можете мечтать о чём угодно, – как строгий учитель, припечатал император, – но мечтательность – это проявление идеализма, который, опять же, противоречит марксистской теории, базирующейся на принципах материализма. Вместо “Боже, царя храни” вы можете петь “Интернационал” и называть первое лицо не монархом, а председателем или секретарём, но суть его самодержавной власти от этого не изменится, и опираться она будет на насилие, сиречь на штыки, как бы революционно они ни назывались…
– У нас другие намерения…
– Есть логика намерений и логика обстоятельств, и логика обстоятельств всегда сильнее логики намерений, товарищ Красин! Французские революционеры – якобинцы и санкюлоты, Робеспьер и Дантон тоже не имели намерения мостить своими телами дорогу на трон Наполеону Бонапарту, однако произошло именно это, что было насквозь объективно и закономерно…
– Революция высвободит огромную энергию живого творчества масс и позволит воспитать человека нового типа, которому будут чужды насилие и культ личности… – упрямо насупившись, бубнил инженер, в душе кляня себя за очевидную слабость позиции.
– Ещё раз: базис первичен, надстройка вторична, Леонид Борисович, или вы не марксист, – остановившись прямо напротив Красина, отрезал император. – Система образования и воспитания – это тоже элемент надстройки, конфигурацию которой диктует базис, то есть, уровень развития производительных сил. А у нас эти силы сейчас на три четверти состоят из неграмотных крестьян с сохой и мотыгой… Высвободят они энергию… Этим словосочетанием в физике называют взрыв, между прочим. В обществе это будет взрыв насилия. И кого он, по-вашему, сможет воспитать?
– А что вы предлагаете? – запальчиво воскликнул Красин. – Оставить всё, как есть?
– Вы несправедливы, товарищ Красин, – уже направляясь к столу, вдруг мягко, по-кошачьи развернулся к инженеру император. – Вы держите в руках как раз план конкретных действий. Я предлагаю не подменять теорию Маркса революционными фантазиями и вместо этого заняться главным – начать менять базис. Действительно революционной работы неподъёмно много. Нужно заменять архаичные полуголодные средневековые крестьянские общины на промышленные агрокомплексы, превращающие крестьян в рабочих, а их тощие наделы – в фабрики по совместному высокотехнологичному производству продуктов питания.
Требуется создать новые отрасли промышленности, которых у нас вообще никогда не было. Необходимо модернизировать старые и строить новые заводы. Уменьшать долю неквалифицированного труда. Внедрять технологии, требующие от рабочих инженерных навыков. Нужно постоянно поддерживать плотное взаимодействие прикладных наук и производства таким образом, чтобы сами производственные потребности, сами индустриальные требования стирали различие и выравнивали образовательный тезаурус учёных и инженеров, интеллигенции и пролетариата. И вот тогда, – император поднял вверх указательный палец, – новые производительные силы будут настойчиво подталкивать к новым производственным отношениям, требовать образования и воспитания трудящихся нового типа…
Император тяжело опустился на стул и покачал головой:
– Хотя, и это тоже не гарантия… Цепляясь за власть, ОНИ любой плюс могут превратить в минус… Если посчитают для себя выгодным – откажутся и от промышленности и от образования… Подлая каста!.. Проклятое семя!..
Красин, боясь дышать, пристроился на соседний стул. Император сидел, понурив голову, полностью погружённый в свои мысли, и инженер с удивлением обнаружил раннюю седину, словно инеем обсыпавшую аккуратную причёску монарха.
– Кто “они”? – тихо спросил Красин.
Император поднял голову и буквально обжёг собеседника сталью, только что извлечённой из горна и начинающей подёргиваться синеватой окалиной.