– Вы – счастливый человек, товарищ Красин, – совершенно глухим голосом, не вяжущимся с пронзительным взглядом, медленно произнёс он. – Вы ПОКА ещё не знаете, что это такое – деградация соратников, предающих ваши общие идеалы, разменивая их даже не на власть, а на внешние её атрибуты… Когда на ваших глазах мелкий бес тщеславия превращает их в больших предателей… И всё, что вы можете для них сделать – это уничтожить, как зараженных смертельным вирусом, пока они не уничтожили ваше общее дело – дело всей вашей жизни…
1924. Москва. Кремль.
Авель Енукидзе, работавший в 1900 в Баку с Красиным, был другом семьи Сталина. Дети называли его “дядя Авель”. Обычно прямой, как оглобля, и громоподобный, как колесница Зевса, дядя на этот раз был тих, как мышь. 5 августа 1924 года секретарь ВЦИК Енукидзе молча вошёл в кабинет “племянника” и молча положил на стол справку о расходовании средств на отдых "особо ответственных товарищей".
Из документа с грифом "Совершенно секретно. Лично" и примечанием "Без номера и без копии" следовало, что в предыдущем 1923 году на отдых и лечение главы Коминтерна и ленинградской парторганизации Григория Зиновьева было потрачено 10 990 рублей, председателя Реввоенсовета Льва Троцкого 12930 рублей.
"Червонный" нэповский рубль в 1924 году равнялся 2,2 тогдашним или примерно 33 современным долларам. Рабочие получали в среднем полсотни рублей в месяц.
"Это не полные сведения, – добавил, вздохнув, Енукидзе. – Кроме того, деньги выдаются и Рыковым (главой правительства СССР) из сумм СНК (Совета Народных Комиссаров)".
Помимо кавказских и крымских курортов, вожди регулярно отдыхали за границей, особенно в дружественной веймарской Германии и Латвии. В 1924 году Рыков получил на эти цели три тысячи (примерно 45 тысяч современных – С. В.) долларов, секретарь ЦК Вячеслав Молотов 1213 долларов, председатель Госплана Александр Цюрупа, который в фильме "Ленин в 18-м году" падал на заседании Совнаркома в голодный обморок, – 977 долларов.
В 1922 году зампред Высшего Совета народного хозяйства Ивар Смилга израсходовал во время лечения за границей около двух тысяч золотых рублей, на которые не смог предоставить подтверждающих документов. В объяснительной записке в ЦК он признал, что часть денег ушла на одежду, "а также мелкие расходы в виде ресторанов, такси, театров и так далее".
– Что будем делать? – осторожно спросил дядя Авель, испытывающе глядя на “племянника”.
Сталин тяжело вздохнул и отвернулся.
Минуту посидели молча.
– Ты понимаешь, что происходит, – нарушил тишину Енукидзе, – об этом надо говорить, ставить вопрос на пленуме и в ЦК.
Сталин невидящим взглядом посмотрел на “дядю Авеля” и криво усмехнулся: