ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. МОСКВА. КРЕМЛЬ. ДОМ ИМПЕРИИ. ДЕТСКАЯ ПОЛОВИНА КВАРТИРЫ ИХ ВЕЛИЧЕСТВ. 2 мая 1920 года.
— Господа офицеры! Государь!
Охрана вскочила. Козыряю в ответ.
— Вольно, господа. Ее Величество здесь?
Дежурный офицер доложился:
— Так точно, Ваше Императорское Всесвятейшество и Величие! Государыня изволят быть на детской половине!
Киваю.
— Благодарю.
Прохожу в следующую комнату, где в кресле дежурной расположилась фрейлина Любовь Орлова. Завидев меня, она быстро поднялась.
— Государь.
— Доброе утро. Так, Любушка, исчезни быстренько отсюда и проследи, чтобы никто сюда не входил.
Та сделала книксен и быстро ретировалась.
А вот и детская половина. Маша сидела на диване и смотрела на Сашку и Вику, резвящихся друг с другом и со своими игрушками на шикарном толстенном ковре. Лицо Императрицы опухло, щеки были мокрыми и выглядела она совсем не комильфо.
Совсем.
Такой страшной я её никогда в жизни не видел. Даже после всяких полос препятствий и падений лицом в грязь, она всегда была бодрячком. Несмотря на ссадины, ушибы и обидные промахи.
Или старалась так выглядеть. Она улыбалась. Всегда.
Но не сегодня.
Не сегодня.
Господи Боже, что я с ней сотворил? И вот кто я после этого?
Присаживаюсь рядом.
— Ты как, малыш?
Ледяное молчание в ответ.
— Малыш?
Наконец её губы дрогнули:
— Ты зачем пришёл?
— Извиниться хотел. Я был неправ.
Нервно и категорически:
— Извинился? Вот и иди теперь. Дверь — там. Я хочу побыть одна. Никого не хочу видеть. Тем более тебя.
— Солнце, правда, извини. Я — дурак.
— Оставь меня, будь добр, в покое. Уходи.
Качаю головой.
— Я не уйду. Ты моя жена, и здесь мои дети.
Горькая усмешка:
— Вспомнил. Спасибо.
По её щекам вновь потекли слезы. Кладу свою ладонь на её руку, но она нервно вырывает.
— Уходи! Дай мне хотя бы успокоиться! Сейчас я не хочу тебя видеть и не хочу говорить с тобой!
Я не пошевелился.
И тут подала голос Вика:
— Мама?
Маша мучительно выдавила из себя улыбку:
— Играй, доченька. Всё хорошо. Папа с мамой разговаривают.
Затем, обернувшись ко мне сказала тихо:
— Уходи. Прошу тебя. Не будем устраивать сцену при детях.
Она судорожно сглотнула и добавила: