Император из стали

Произнося эти слова, император невольно раскалывал дворянское сословие, как дровяную чурку. То, что надо как-то действовать, дворянство понимало уже давно. Но пока санкции на проявление активности не было, «что-то делать» решались самые отчаянные бесшабашные вольнодумцы. Теперь ограничения снимались и начиналось самое драматичное — дворяне совершенно по-разному представляли себе работу по модернизации российской жизни. И если одна часть готова была на кардинальное изменение своего собственного имущественного и социального статуса (*) — именно из этой среды рекрутировались революционеры, другая часть предпочитала «держать и не пущать!» Этот раскол незримо чувствовался уже сейчас в этом зале, но грозил в ближайшее время перерасти границы сословия и выбраться на свежий воздух, как полыхающий огонь вырывается из закрытых помещений через открытые окна.

— Если монархия — это инструмент для выживания, — добавлял «угольку в топку» император, — то мне, как ее главе, надлежит заняться ревизией социума и понять, что способствует и что мешает его выживанию и процветанию. Но что вообще представляет собой общество России? Царствующая фамилия? Её свита? Дворянское сословие? Многие присутствующие считают, что этим стоит ограничиться. Встаёт вопрос — а жизнеспособен ли выделенный класс сам по себе или он обладает необходимой устойчивостью и прочностью только в совокупности с другими социальными группами? Надеюсь, что среди присутствующих нет таких, кто считает, будто дворянство автономно и полностью независимо от остального населения. А если это так, значит все подданные империи являются единым общественным организмом, где сословия взаимно связаны и взаимозависимы. Но беда в том, что образованная, воспитанная, просвещённая, культурная часть России категорически отказываются признавать своё единство с другой его частью — невежественной, неграмотной, грубой, пахнущей потом и навозом. В результате на территории одной страны в одних границах и под одной крышей сосуществуют, но друг друга не понимают и тихо ненавидят совершенно разные цивилизации. Положение это нетерпимо и требует немедленного исправления.

Слова императора, будто ветром, сдули сверкающую бриллиантовую пелену снега, обнажив мрачные заледенелые глыбы. «Помни! Мужик — это враг твой!», — напутствовали господа-помещики своих чад несколько столетий, и эта аксиома накрепко въелась в мозг, обросла множеством поведенческих рефлексов, стала естественным продолжением великосветской натуры. И вот теперь — признать своё единство с кем? С плебсом? Quel cauchemard! C'est absolument impossible! (Какой кошмар! Это совершенно невозможно! — фр.)

— Есть два пути решения проблемы раскола современного общества, — не обращая внимания на дворянское смятение, продолжал император. — Первый и самый простой — опустить высшее сословие до состояния низшего. Революция, которой сейчас беременна русская мысль, сделает эту работу быстро и эффективно. Те, кто был на войне знает, как стремительно слетает слой цивилизованности с людей, оказавшихся на краю жизни и смерти, как легко нужда и страх может довести до животного состояния. Второй путь — сложный и трудный — подтянуть широкие народные массы до высшего общества, где показателем качества является образованность и культура, уважение к человеку без оглядки на его происхождение, бережное отношение к своей стране во всём её многообразии. Предоставить возможность получить образование. Открыть дороги в университеты. Привить вкус к музыке и живописи. Сделать это можно. Но есть препятствия, первым из них является сословное чванство и высокомерие, в новых условиях абсолютно неприемлемое и неконструктивное.