– Капитан Деникин Антон Иванович – командир батареи во Второй артиллерийской бригаде…
Император остановился напротив офицера-артиллериста и долго смотрел на его лицо с упрямым подбородком, только-только начавшим зарастать бородой, еще не приобретшей фирменных деникинских очертаний. В 1941 году, когда сыпался фронт и всё государство держалось на соплях, к Сталину пришел Мехлис, сообщил, что Деникин отказался сотрудничать с Гитлером и призывает оказать посильную помощь Советской России, включая личное участие в войне с захватчиками. «Надо бы опровержение напечатать! – резюмировал комиссар. – Где это видано, чтобы белогвардейцы за Красную Армию воевали?» – «Какое опровержение! – взъярился Сталин. – Ты видишь, в каком мы положении! Да если этот Деникин сагитирует воевать за нас хотя бы одну дивизию, я ему в ноги поклонюсь и тебя заставлю!»
– Я знаю, что генерал Сухотин произвольно изменил списки выпускников, причисленных к Генеральному штабу, – произнес вслух император, – в результате чего вы не попали в их число. Знаю, что воспользовались предоставленным уставом правом, подали на генерала Сухотина жалобу на высочайшее имя. Несмотря на то что собранная военным министром академическая конференция признала действия генерала незаконными, вам предложили забрать жалобу и написать вместо неё прошение о милости, на что вы ответили: «Я милости не прошу. Добиваюсь только того, что мне принадлежит по праву». Вашу жалобу отклонили, а вас не причислили к Генеральному штабу «за характер!».
– Да, так оно и есть, – слегка севшим от волнения голосом отрапортовал Деникин, выжидающе глядя на императора.
– Браво, капитан! – улыбнулся император и протянул руку для пожатия. – Я вас поддерживаю, надеюсь, что и вы поддержите меня, когда придёт время.
Смущенный таким внепротокольным жестом монарха, капитан замешкался, снимая ставшую непослушной перчатку, затем сильно сжал поданную руку, побледнел и, с трудом держась на ногах, просипел ещё больше севшим голосом совершенно неожиданное для себя:
– Наше дело – правое, победа будет за нами!..
– Даже не сомневаюсь, – внимательно посмотрев ещё раз на капитана, император сделал шаг к следующему офицеру.
– Подпоручик лейб-гвардии Марков Сергей Леонидович, Вторая артиллерийская бригада. Интересуется военными науками, принял решение в 1901 году поступать в Николаевскую академию Генерального штаба.
– Юнкер Дроздовский Михаил Гордеевич, Павловское военное училище, первый из юнкеров в выпуске, преподаватели отмечают его старания и знания, особенно военных дисциплин.
Последним в стройном ряду профессиональных военных, выделяясь среди них, как белая ворона, стоял штатский, в мундире горного инженера.
– Барон Врангель Пётр Николаевич, в 1901 году заканчивает Горный институт в Санкт-Петербурге…
Император удовлетворённо кивнул и ещё раз окинул присутствующих внимательным взглядом.
– Несмотря на кажущийся пёстрым состав, все присутствующие попали сюда не случайно. Не спрашивайте, по каким критериям я отбирал вас, всё равно не признаюсь. Важно другое – каждый из вас представляет разные уровни и даже разные поколения. Таким образом, с известным допущением, можно сказать, что сегодня передо мной в вашем лице стоит вся русская армия. Героическая. Славная. Овеянная победами Александра Невского и Дмитрия Донского, Суворова и Кутузова. Та, которая жизнь готова отдать за Престол и Отечество. Но готовность отдать жизнь рождает право задать вопрос: а какими
Напуганная восстанием декабристов, власть в своё время запретила офицерам обращаться к политике. При производстве в офицеры теперь давалась подписка: «Я, нижеподписавшийся, даю сию подписку в том, что ни к каким масонским ложам и тайным обществам, думам, управам и прочим, под какими бы названиями они ни существовали, я не принадлежал и впредь принадлежать не буду…»
С тех пор сложилось и повелось – армия вне партий, вне политики, она – за закон. Вовлекать армию в политику – преступление. Она не должна принимать участия во внутренней политической борьбе своей страны: она громадная сила и мощь, она слишком грозна, чтобы примкнуть к той или другой партии. Ее не должны трогать бури: она остается политически бесстрастной и блеском штыков, сабель и пушек охраняет законный порядок, охлаждает пыл враждующих сторон…[83]
Этот совет так часто нам повторяют, что истинная суть его давно стерлась, и советчики рекомендуют безжизненность армии как во внешней, так и во внутренней политике. Но армия слишком крупная сила, чтобы быть безжизненной.
Император выставил перед собой раскрытую пятерню и начал загибать по очереди пальцы.