Император Наполеон

Ней был арестован еще 3 августа. Людовик XVIII повелел судить его за мартовскую измену судом специально учрежденного военного трибунала, в состав которого вошли четверо наполеоновских маршалов, недавних сослуживцев Нея (Ж. Б. Журдан, А. Массена, П. Ф. Ожеро и Э. А. Мортье), а также еще три высокопоставленных, малоизвестных офицера[1878]. Маршал Л. Н. Даву, отказавшийся служить Бурбонам, но и не подвергшийся серьезным репрессиям, в те дни был уверен, что трибунал оправдает «храбрейшего из храбрых»: «Никто не сможет осудить такого человека. Никто, даже Рагуза!» (т. е. Мармон, герцог Рагузский). Однако сам Ней почему-то выразил недоверие трибуналу и потребовал, чтобы его, пэра Франции, судил не военный трибунал (больше половины которого составляли его боевые соратники), а суд Палаты пэров, где верховодили противники бонапартизма.

Суд Палаты пэров был скорым, а приговор его, как и следовало ожидать, жестоким. Прозаседав три дня, с 4 по 6 декабря, пэры проголосовали за меру наказания своему, самому выдающемуся из них, коллеге: 109 голосов - за смертную казнь, 17 - за ссылку, пятеро воздержались. За смертный приговор Нею голосовали в Палате пэров и пять бывших маршалов Франции: предатель О. - Ф. Мармон, уклонист К. - П. Виктор и три отставных старейшины маршальского созвездия: Ф. Э. Келлерман, Д. Периньон, Ж. М. Ф. Серрюрье, жить которым оставалось уже недолго: Келлерману - 5 лет, Серрюрье - 4, Периньону - 3 года.

Последний в истории Франции и России «князь Московский» был расстрелян 7 декабря 1815 г. возле решетки Люксембургского сада на площади Обсерватории. Присутствовавший при этой экзекуции адъютант Александра I граф Луи - Виктор - Леон де Рошешуар, который был тогда военным комендантом Парижа, вспоминал: «Конечно, он отказался стать на колени и не позволил завязать себе глаза <...>. Повернулся лицом к взводу, державшему ружья на прицеле. И тут, с осанкой, которую я никогда не забуду, столько в ней было благородства, спокойствия и достоинства, без всякой рисовки, он снял шляпу и <...> произнес следующие слова, отчетливо мною слышанные: “Французы, я протестую против своего приговора. Моя честь...” При последних словах, когда он поднес руку к сердцу, раздался залп; он упал сраженный <...>. Такая прекрасная смерть произвела на меня глубокое впечатление. Обратившись к Августу де ла Рошжаклену, гренадерскому полковнику, стоявшему рядом со мной, я сказал: “Вот, друг мой, великий урок, как надо умирать!”»[1879].

Теперь в Париже, на площади Обсерватории, где французы казнили своего «храбрейшего из храбрых», стоит памятник ему (на высоком пьедестале - скульптура Нея в его полный, очень высокий рост, с обнаженной саблей в руке). А в мировой литературе доныне бытует романтическая, но более чем сомнительная версия, что Мишель Ней в 1815 г. был спасен и уехал в США, где прожил до 1846 г. под именем Питера Стюарта Нея - школьного учителя[1880].

Пока Ней ждал суда в Консьержери, был арестован и расстрелян еще один из самых знаменитых маршалов Наполеона, столь же достойный титула «храбрейшего из храбрых», - Иоахим Мюрат, «генералиссимус всей кавалерии», как называли его солдаты, король Неаполитанский, зять Наполеона. Отвергнутый во время «Ста дней» Наполеоном, который не смог простить ему измены 1814 г., Мюрат после второго отречения императора попытался осуществить собственный «полет орла» в Неаполь, чтобы вернуть себе королевский трон[1881]. 8 октября 1815 г. он высадился с отрядом из 28 человек на юге Италии у городка Пиццо, но был схвачен жандармами Фердинанда IV - вернувшегося к власти в Неаполе короля из неаполитанской ветви Бурбонов. Фердинанд повелел судить «генерала Мюрата» с заведомо предрешенным смертным приговором. Цитирую его повеление: «...осужденному будет предоставлено лишь полчаса, чтобы иметь возможность побеседовать со священнослужителем и исповедаться»[1882].

Мюрат был расстрелян 13 октября там же, в Пиццо. По воспоминаниям каноника Антонио Масдеа, который исповедовал осужденного, он, «прибыв на место казни и обратившись к присутствующим, сказал: “Не думайте, что я принимаю смерть из чьих-либо иных рук, кроме Божьих. Мне отвратителен только способ, каким это делается. Куда мне встать? Укажите, господин офицер”. Встав на указанное ему возвышение, он расстегнул одежды и, рванув их, обнажил грудь. “Стреляйте! - скомандовал он. - И не бойтесь. Пусть свершится воля Господня!”». Р. Делдерфилд, по выражению которого, Мюрат «умер картинно храбро», приводит такую версию его последних слов: «Пощадите лицо, цельтесь в сердце!», а по словам Вальтера Скотта, Мюрат перед тем, как начал командовать собственным расстрелом и получил шесть пуль в сердце, «повесил себе на грудь портрет своей жены»[1883].