Император Наполеон

После этой казни родилась легенда о том, что Фердинанд IV, дабы стопроцентно удостовериться в смерти своего главного врага, приказал доставить ему в Неаполь его голову и держал у себя до конца жизни в особом резервуаре для спирта, а после смерти Фердинанда «в тайном отделении одного из шкафов в его спальне обнаружили эту голову, залитую спиртом»[1884]. По авторитетному мнению Жана Тюлара, эта мрачная легенда, которой, кстати, отдал дань Александр Дюма - отец (автор «Трех мушкетеров») в книге «Знаменитые преступления», «родилась потому, что доныне невозможно получить точный ответ на вопрос, где покоится прах казненного. По всей вероятности, останки Мюрата были расчленены и «смешаны с останками тысячи человек в подземельях церкви Святого Георгия Мученика в Пиццо, чтобы невозможно было их опознать»[1885].

Самой трагичной стала гибель маршала Гийома Мари Брюна[1886]. 2 августа 1815 г. в Авиньоне толпа черни (явно науськанная роялистами сверху) ворвалась к нему в номер местной гостиницы и буквально растерзала его. Изувеченное тело маршала убийцы торжествующе волокли за ноги по улицам города и затем выбросили в Рону. Когда толпа разошлась, прислуга гостиницы извлекла тело Брюна из реки и тайно похоронила его. Очевидцы вспоминали, что перед смертью Брюн прошептал: «Господи! Пережить сотню битв и так умереть...»

«Белый террор» против наполеоновской военной элиты не просто удовлетворял королевскую семью Бурбонов, но и радовал ее. «Мы начали охоту на маршалов! - хвастался сын “дикого барина” Карла д’Артуа и племянник “христианнейшего” Людовика XVIII герцог Беррийский. - Надо убить по меньшей мере человек восемь»[1887].

Правда, маршалов, после того как был расстрелян Ней, больше не убивали, но с генералами и офицерами роялисты чинили расправу до конца 1815 г. и продолжили в 1816 г. Генерал Рамель был без суда убит в Тулузе, генерал Лагард - в Ниме. Луи Арагон в историческом романе «Страстная неделя» запечатлел такие факты, как гильотинирование на Гревской площади одного офицера, Толлерона, который «кладет руку на плаху и говорит палачу: “Руби эту руку - она защищала Отчизну!”», и расстрел на площади Гренельской другого офицера, Дебана, получившего в свое время крест Почетного легиона из рук самого императора; теперь, под наведенными на него ружьями, он «сгибает и проглатывает этот крест, лишь бы не расстаться с ним»[1888]. Д. Вильпен полагает, что «период военной чистки» официально закончился 27 июля 1816 г. казнью генерала императорской гвардии Р. - Б. Мутона - Дюверне - героя многих сражений, начиная с Итальянской кампании 1796 - 1797 гг.[1889]

«Чистка» гражданских кадров, начатая еще в период первой Реставрации и теперь продолженная, по масштабам почти не уступала репрессиям против военных, но приговоры в отношении штатских были гораздо мягче, и до казней не дошло. Людовик XVIII готов был даже помиловать исключенного из Института Франции и вынужденного покинуть родину великого живописца Ж. Л. Давида (для Бурбонов - «цареубийцу», поскольку художник голосовал как член Конвента за казнь Людовика XVI). С 1816 г. Давид жил в Бельгии. Уполномоченные лица сообщили ему: «Людовик XVIII готов простить вас, если вы напишете его портрет». - «Отличная идея! - воскликнул Давид. - Пришлите мне в Брюссель его голову!»[1890]

Тем временем, пока Бурбоны упивались долгожданной властью и мщением, развязав репрессии, войска седьмой коалиции, второй раз за последние 14 месяцев водворившие их на французский престол, бесчинствовали и в центре, и на окраинах Франции. «Более миллиона солдат коалиции, - читаем у Д. Вильпена, - оккупируют две трети территории, в буквальном смысле взяв Францию в заложники»[1891]. «Грабежам и насилию оккупантов над мирным населением не было предела, - пишут авторы коллективной “Истории Франции”. - Они забирали содержимое казначейств <...>. Из занятых крепостей вывозились не только пушки и снаряды, но и все изделия из железа, стратегические карты и планы. Более 5 тыс. картин, статуй и других произведений искусства были изъяты из Лувра и отправлены за границу. Убытки от вражеского нашествия превысили 1,6 млрд, франков»[1892].

Главы коалиционных держав не осуждали ни «белый террор» Бурбонов, ни бесчинства собственных войск, а иные поощряли и то и другое. Так, лидер тори[1893] и будущий глава правительства Англии Джордж Каннинг провозгласил: «Франция - наше завоевание, и мы хотим истощить ее до такой степени, чтобы она сидела смирно не менее десяти лет»[1894].

А как вел себя в той ситуации Александр I? Он прибыл в Париж 10 июля и поселился в Елисейском дворце (кстати, названном так по имени герцогини Элизе Бурбон, которая получила дворец в подарок от Людовика XVI). Здесь «спустя полчаса» его навестил Людовик XVIII, чтобы получить от царя подтверждение незыблемости своих королевских прав[1895]. И получил.